Сказки старой Эль
Шрифт:
Он носит золотое зеркальце на груди. Он поможет победить жар, иссушающий душу.
Лара шла. Ночевала в дуплах между висячими городами Великого леса. Пополняла запасы в едва знакомых и вовсе незнакомых семьях. Дни слипались в одну сплошную пелену. А ночью во всех её снах был кто-то огромный, золотой, дышащий огнём. Именно он вел её дальше – от дерева к дереву, от одногогорода к другому.Его зов, едва различимый в дождь и стужу, был все-таки сильнее зимнего молчания, постепенно сковавшего Великий лес.
Лара засыпала, свернувшись клубком и спрятав все мысли поглубже. Просыпалась и долго лежала,
Её подобрала семья оленеводов. Сквозь снег, слепивший ресницы, Ларе казалось,что их узкие глаза смеялись вопреки непрекращающемуся ветру. Они в четыре руки втянули её в сани и повезли по широко раскинувшимся полям мерзлых пустошей.
Север дохнул ей в лицо, а она не успела отвернуться.
Но всё же он пощадил её.
В посёлке оленеводов праздновали переход ночи на день, воздух полнился детским гомоном и перезвоном колокольцев – мальчишки и девчонки привязывали ленты с бубенцами к шестам, дверям и даже рогам оленей. Лара выползла из шатра и сидела у стены, привалившись к ней плечом. Лицо ее было скрыто меховым капюшоном. Седая Вэй наоборот спустила его на плечи и позволила ветру трепать все её семь косиц.
– Что там? – Лара указала слабой рукой за горизонт.
– Там море. Белое море.
– Небо и море – одно?
–Нет,это снег слепит тебе глаза. Они разные, девушка-лоза, они разные.
– Что там за морем?
– Там льды. Они спят в долгую ночь, а в долгий день движутся. На них живут морские котики, растят двоих детёнышей – белых и круглых как снежные шары, в которые играют наши дети.
– А морские медведи там водятся?
– Медведи?
– М-моржи-и. С большими клыками, достающими до земли.
– Ну насмешила, девушка-лоза! Конечно! Медведи, хо-ха!
– А люди? Люди живут там?
– Да. Они охотятся на котиков и медведей, хо-хо-хо,и ловят рыбу. Ты видела, как наши дети привязывали ленты к шестам? А они привязывают их к своим шапкам, ап-ха-ха, прямо к своим островерхим унь! И зовут себя уунти.
– Уунти, – повторила Лара, всматриваясь слезящимися глазами в горизонт.
Слёзы текли и застилали взор каждый раз, когда она смотрела. Поэтому, когда дюжина чёрных точек перечеркнула белое полотно, она не заметила их, и сердце её не дрогнуло – прежний зов, что вёл её, теперь лишь изредка колол раскалённой иглой грудь, шаманка обманула золотой голос, заглушила его своим бубном. Отогнала она и хворь, что терзала Лару всю долгую зимнюю ночь. Лихорадка оставила её, только пальцы
Чёрные точки выросли в пушистых собак, их лаем полнилась долина. Псы стойбища отвечали, сотрясая воздух. Дети бежали навстречу, хохоча. «Гость, новый гость!Что он нам привезёт?» – звенели их голоса.
– Не гость, а два, – сказала Вэй, поднимаясь. – Пойдём, девушка-лоза, поставим чай, достанем мясо, растопим жир.
Лара смотрела, как низкие санки подъезжают всё ближе. Ветер рвал на ней капюшон. Что-то сверкнуло у высокого возницы на груди. И жалом застряло у неё в груди.
В белом коконе пушистых одеял спал человек, его каштановые волосы отливали золотом, а бледную кожу не тронул мороз. Он спал. Слишком крепко спал, сон его иссушил. Лара стянула с руки меховую рукавицу старой Вэй и потянулась своими черными пальцами к его белому лицу.
– Что это?! – Павле перехватил её руку и смотрел так, словно ему, а не ей нож под сердце вошел.
Лара нетерпеливо тряхнула головой и сбросила его цепкие пальцы.
– Пусти! Это зима меня покусала. Шаманка сказала, если не отпали, то заживут теперь… Кто он, Павле?
– Этоне человек. Он дракон. Я везу его на юг.
– Да, – Лара прикрыла глаза. – Ему надо в степь. К тому колодцу, который разыскал мой отец, оттуда он принёс нам золотые зеркальца…
– Ты знаешь об источнике?!
– Я видела его. И с тех пор не было мне покоя. Ах, Павле, если бы ты не ушёл!
– Отчего же ты мне не сказала?
– Не хотела делиться.
– Но зеркальце отдала!
– Это чтобы, он совсем меня не сожрал… Впрочем, я и сама тогда не знала, но отдала.
– Оно вывела мена на север, к океану. Там он ждал меня.
– Тебя? Меня он звал! В каждом сне, шептал и жалил, песком шуршал… Я почти дошла, почти нашла его! А ты…
– Я драконий хранитель, Лар. Драконы приходят в мир из тех самых колодцев, что вы с отцом случайно отыскали. Если дракон оторван от своего источника, слишком долго не был в нём, его силы кончаются, он может погибнуть. Этот залетел во льды, подняться не смог и обернулся человеком. Уунти приютили его. А я должен вернуть его в источник…
Они замолчали стоя у саней. Вокруг бегали и кричали дети, вертелись собаки, выпущенные из упряжи, но еще не получившие еду. Хлопал на ветру откинутый полог шатра старой Вэй – не берегла шаманка тепло, другим были заняты её руки.
– Когда он снова станет драконом, он уйдёт из моих снов?
– Да, – пальцы Павле сжались, стискивая рукоять хлыста, которым он погонял упряжку. – Навсегда.
–Эй, дети! – Вэй появилась в проёме шатра и поманила их. – Заходите. Идите в дом. И его заносите.
В шатре она вручила Павле огромную миску с обрезками и потрохами и отправила кормить собак. Вдвоём с Ларой они склонились над лежанкой, на которую Павле опустил спящего.
– Ай-вэй, – тихо вздохнула шаманка. – Вам надо спешить, дети. Его время утекает быстрее, чем солнце топит снег весной. Не бойся, девушка-лоза, – она посмотрела на Лару, чье лицо похудело и истончилось почти так же, как и его. – Вы успеете. А теперь иди пей. Вон там в котелке, у очага. Тебе сварила. Чтобы сны твои были ровными, как снежное полотно за стеной.