Сказки темного леса
Шрифт:
Намерение охранять популяцию можжевельника никому из моющихся в бане особенно важным не кажется, а вот желающих заступиться за «поруганную женскую честь» и за «несчастного банщика» находится великое множество. А поскольку среди заступников встречаются люди немалой решительности и отваги — то вся акция превращается в противоправный кошмар, до которого даже «Елочной Кампании» далеко.
Из некоторых парных, где на защиту браконьеров поднялись народные массы, приходилось отступать с боем, волоча внутри сомкнутого строя извивающегося «распорядителя вод». Конфликты повторялись с такой регулярностью, что мы всерьез начали подумывать над введением особого наградного значка — «За штурм общественной Бани».
В этом же месяце Гоблин познакомил нас с пассажиром по прозвищу Наёмник.
Больше всего Наемник походил на сутулого, облезлого грифа — острые лопатки топорщатся под черной рубашкой, уродливая голова болтается на тонюсенькой шее меж костлявых плеч. Сходство дополнял огромный кадык — похоже было, что у Наемника на шее растет дрожащий кожаный мешок. Но не это главное — всё «великолепие» Наемника меркло по сравнению с его внутренней красотой.
Наемник позиционировал себя, как «проторолевика». Утверждал, будто был на «самой первой» [177] ролевой игре, из-за чего теперь «ходит во всесоюзном авторитете». Со слов Наемника выходило, что по всей стране едва ли наберется «десять ролевиков такого же уровня». Тут я с ним полностью согласен. Наемник, без сомнения, входит если и не в десятку — так в двадцатку самых отвратительных «неуподоблюсь».
О своей жизни Наемник сообщил следущее. В раннем детстве у него открылись сверхьестественные способности (наморщив особенным образом лоб, Наемник мог подчинять своей воле недалеких сверстников), а к девятнадцати годам выяснилось еще кое-что. Наемник оказался носителем специфического набора генов — комплекса Ленина, позволяющего ему «править народами, словно послушной толпой».
177
Сейчас я уже и не вспомню, где и когда, по мнению Наемника, проходила такая игра.
Из-за этого за Наемником принялось охотиться КГБ. По словам Наемника, комитетчики опасались свержения конституционного строя, которое Найк планировал осуществить, опираясь на целую армию вооруженных мечами ролевиков. Поэтому ему пришлось бежать из родного города и скрываться в Питере — на сьемной квартире, которую он гордо именовал «Цитаделью Наемника». Здесь КГБ наконец-то потеряло его след. [178]
Скрывался Наемник в лишенной мебели однокомнатке на первом этаже. Мы решили форсировать события и сходу вписали хозяина квартиры в откровенный блудняк. После недолгих переговоров Наемник разрешил нам отметить у него дома день рождения Крейзи. Потом он очень жалел о принятом решении — но было уже слишком поздно. Железная дверь Цитадели распахнулась, пропуская гостей — и дело пошло.
178
Ronald J. Comer в своем «Fundamentals of abnormal psychology» так характеризует носителей подобных взглядов: «… наличие систематизированного бреда о существовании особых способностей и выраженного бреда преследования являются важными признаками параноидной формы шизофрении …»
Для этого праздника Крейзи определил сумасшедшее количество кислоты. Наташа и Максим с ног сбились, разыскивая для него порошок — но зато теперь кислота была повсюду. В книге Томаса Вулфа Крейзи вычитал про любопытное блюдо — «оленину под кислым соусом», [179] и задался целью повторить это великолепие. Но поскольку достать оленину оказалось проблематичным (по крайней мере, у нас это не вышло) — решено было ограничиться куриными окорочками.
— Оленина — это неправильно, — утешил нас Крейзи. — Не хуй мочить оленей, не дело это! А вот куриц мне совершенно не жалко! К тому же любому ясно, что главное в этом блюде — «кислый соус». А он будет, не извольте сомневаться!
179
Основная трудность заключается в том, чтобы раздобыть и по-человечески приготовить оленину. Затем следует приготовить соус, в который кроме всего прочего нужно будет добавить кислоту. Вот, собственно, и все. Желающие ознакомиться с более подробным рецептом пусть обращаются к уже упомянутой книге Томаса Вулфа «Электропрохладительный кислотный тест». Там вас еще не такому научат.
Крейзи не обманул — организовал такой «соус», что оленина не понадобились. Стало не до еды, а с братом Гоблином вышло и вовсе нелепое. Получилось это так.
Гоблин в свое время учился на нарколога и вынес из этой учебы целый комплекс предубеждений. Он был ярым противником иньекционной наркомании, полагая Крейзину затею с кислотой величайшей глупостью. Сам Гоблин ратовал больше за «синьку», и Крейзи решил воспользоваться этой его страстью.
— Выпей коньячка, брат, — лукаво предложил Крейзи. — Вот бутылочка!
В эту «бутылочку» Крейзи напихал столько кислоты, что хватило бы пятерым. Так что Гоблина «накрыло» даже раньше, чем пузырь начал показывать дно. Сначала у него вытянулось и побелело лицо, враз ставшее похожим на погребальную маску — а затем эффект стал заметен и для самого Гоблина.
— Ох, братья, — произнес он севшим, неуверенным голосом, — что-то мне нехорошо!
— Это, брат, кислота тебя штырит! — попробовал было успокоить его Крейзи, да не тут-то было.
— Кислота?! — взволновался Гоблин. — Нужно немедленно чем-то сняться! Водки дайте!
— Алкоголь не снимает, — увещевал его Крейзи, но Гоблина было не остановить.
— Пошел ты на хуй! — через силу пробормотал он. — Меня снимет!
С этими словами Гоблин распечатал литр водки и принялся пить — жадно, прямо из горлышка. Водка текла у него по щекам, по шее и дальше — на футболку, но Гоблин все не унимался. Он пил водку, словно лошадь — воду.
— Ох и «снимет» же его сейчас, — забеспокоился я. — Ну держись!
— Да ты посмотри на него! — возразил мне Крейзи. — Какое там «снимет»? Он уже перекинулся! Справедливости ради хочу сказать, что перекинулся в тот раз не только Гоблин. Я и сам пил из «бутылочки», так что в какой-то момент реальность квартиры Наемника смазалась и поплыла перед моими глазами. Исчезли стены с заляпанными жиром обоями, пропал грязный пол с кучей одеял в углах и эмалированным ведром посередине (из-за отсутствия у Наемника подобающей посуды, закуску подавали «к столу» прямо в этом ведре).
Я поднимался вверх, невесомой пушинкой взлетая над полуночным городом. Сверкал молнией меж гудящими проводами, вместе с сумасшедшими порывами ветра бился в оконные стекла, комьями снега скатывался с обледенелых крыш. Я бы так и лежал — раскинув руки и уставшись в потолок остановившимся взглядом, если бы меня то и дело не беспокоили. Сначала я услышал какой-то ритмичный хлюпающий звук, несушийся в комнату из коридора. Но сколько я не прислушивался, так и не смог понять — что же это такое? Тогда я встал и побрел в темноте к выходу из комнаты, с трудом переступая через развалившиеся тут и там человеческие тела. Горело несколько свечей, но я был настолько упоротый, что при их свете практически ничего не смог разглядеть.
В коридоре света было еще меньше. Когда я вышел из комнаты, хлюпающий звук на мгновение стих, а затем зазвучал, как мне показалось, с новой силой. Но теперь к нему примешивалось еще кое-что — какое-то высокое, пронзительное шипение. Не в силах установить природу этого звука, я чиркнул зажигалкой — да так и замер, не в силах поверить собственным глазам. У Наемника в прихожей есть кладовка, в которую нынче сложили целую груду обуви. Дверь кладовки была приоткрыта, стали видны двадцать пар берцев — вывалившиеся наружу, подобно языку длинной осыпи. На линолиуме виднелась лужа желто-коричневой жижи, образовавшейся из обвалившегося с ботинок грязного снега. Но не это было самое отвратительное. Из кучи обуви торчала часть обнаженной женской спины, постепенно переходящая в невообразимых размеров жопу. Ног от этой жопы мне не было видно — они тянулись в кладовку и терялись в темноте. Поверх этой жопы в позе совокупления лежал брат Гоблин — таким образом, что из кладовки торчала только верхняя его половина. Зад Гоблина совершал постоянные ритмичные движения, из-за чего рождался мерзкий хлюпающий звук. А вот шипение имело несколько иную природу.