Сказки темного леса
Шрифт:
— Что за хуйня? — начал их старший. — Коноплю курим? Охуеть надо, прямо на вокзале, пиздец! А если вас менты выпалят?
— Не ссыте, — миролюбиво успокоил нас тот омоновец, что нес пакет. — Мы люди нормальные и все понимаем. Вот, собрали вам немного попить-поесть. А из-под вас нам нужны приличные елки, а то у черных стоит одно говно кривое. Зер гуд?
— Зер гуд, — кивнул я, находясь от всего этого словно бы в некотором отупении. — Вон тот угол, выбирайте.
Омоновцы присмотрели себе кое-чего и стали собираться. Уже уходя, их старший повернулся к нам и многозначительно произнес:
— Вы бы поаккуратней тут с коноплей. Нам-то похуй — все почти на югах повоевали, знаем, что к чему. А
— Ну что, — наконец спросил он у нас. — Legalize?
— Legalize, — признал я. — А еще какие-нибудь органы охраны правопорядка на вокзале есть? Кроме транспортников и ОМОНа?
— Пожарники, наверное, — неуверенно отозвался Строри. — И должен быть хоть один КГБ-шник. Не хотелось бы…
— Отставить панику! — успокоил нас Крейзи, демонстрируя недокуренный косяк. — Безопасности вокзала данное деяние не угрожает, а пожарника…
— Пожарника, — перебил его я, — мы пошлем на хуй. Хуй ли нам пожарник, когда мы из самого Комитета по Лесу? Нам ли стесняться пожару?
Поскольку с людьми «Гринхипп» мы работали рука об руку, то начали поневоле приглядываться, смотреть, что это был за коллектив. И постепенно наше «прохладное» отношение к ним изменилось, сменившись откровенной уже неприязнью. Каждый божий день мы только и слышали от них, что о необходимой инспектору «кристальной честноcти». О необходимости полностью отдавать «наверх» изъятые ели — якобы для передачи их в приюты и детские дома. Мы изымали сумасшедшее количество «н.д.л.п.», [105] и Тони нас за это очень хвалил. Уверял, что мы вместе делаем большое и благородное дело.
105
Аббревиатура: «незаконно добытая лесопродукция».
Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что за нашей спиной руководство «Гринхипп» проворачивало дела поменьше и не такие уж благородные. Каждый день к вокзалу подъезжала грузовая машина, в которую запихивали изъятые за день ели. Она увозила их, как объяснял Лустберг, для передачи в руки престарелых граждан и детишек-сирот.
Однажды народу в штабе не оказалось, все разъехались по «челнокам». Так что сопровождать машину для выгрузки елей поехал не человек «Гринхипп», а один из наших. Машина поехала недалеко — к елочному базару на пересечении Арсенальной улицы и улицы Комсомола. Там ели выгрузили в общую клеть, а Лустберг так это прокомментировал:
— Часть елок поступает на реализацию, а средства перечисляются потом в фонд ВООП и идут на дело защиты природных заказников и памятников природы.
Звучало это неплохо — но трое хачиков, орудовавших в клети, легенды не знали и немного испортили складывающуюся картину. Один из них подошел и передал Лустбергу горсть смятых купюр, добавив при этом:
— До завтра, начальник.
Так у нас зародились первые сомнения, а потом в копилку событий начали падать все новые и новые факты. Например, мы неожиданно узнали, что на проведение кампании выделялись кое-какие деньги: на питание участников и на канцелярские расходы. Суммы были незначительные, но маленькие деньги теряются даже легче больших. До штаба кампании они практически не доходили. Иногда, правда, Тони подбрасывал своим выпить или пожрать, но и то не каждый день. Постепенно от сложившегося у нас поначалу восторженного впечатления не осталось и следа. Очевидно стало, что руководство «Гринхипп» ебет мозг и загребает бабло чужими руками, оправдываясь впоследствии стопками выработанных с нашей помощью протоколов. Но в будущем разрыве наших отношений с «Гринхипп» не этот мотив послужил основным — вовсе нет. Виною этому послужил полноватый и улыбчивый куратор «Гринхипп» от ВООП, [106] один из организаторов нынешней кампании Володя Гущин.
106
Аббревиатура: «Всероссийское Общество Охраны Природы».
Мы видели его и раньше, хотя не так уж и часто. Он изредка появлялся на играх, вооруженный «Зенитом» с мощной оптикой, и забавлялся фотоохотой. Всегда приторно вежливый и обходительный, Гущин изо всех сил старался расположить к себе окружающих. Он старался сойтись с людьми поближе, угощал при случае водочкой и пивком, подчеркнуто либерально относился к вопросу употребления наркотиков членами природоохранного патруля.
Вечерами, когда поток нарушителей спадал, Гущин на пару с Лустбергом устраивали в штабе своеобразные посиделки. Они спонсировали коллектив бухлом и начинали «петь на два голоса». Но чем больше мы их слушали, тем крепче становились зародившиеся у нас по ходу этих бесед подозрения. Мы решили прояснить их и расспросили других членов «Гринхипп». Водка развязала языки, и постепенно у нас начала вырисовываться цельная картина событий.
Кроме работы на ниве природоохраны Гущин и Лустберг шабашили в мутной конторе под названием «СП-б Институт подростка», занимающейся реализацией различных социальных программ. Суть этих мероприятий была в контроле за жизнью неформальных молодежных движений, фактически — сбор информации и поголовный учет. Под такую программу попала и питерская ролевая тусовка. Прикрываясь понятиями «глубинная экология», «культура хиппи» и мерами по набору волонтеров для участия в природоохранных кампаниях, Гущин и Лустберг выполняли «заодно» и еще несколько интересных задач.
Сами они не слишком-то это афишировали. Но те, кого они вовлекли в свои акции, заносились впоследствии в специальные архивы «Института» — в списки подростков, которых Гущин и Лустберг спасли, социализировав и извергнув из «опасной среды». На тот момент все это как бы витало в воздухе, находясь на стадии либо предположений, либо непроверенной еще информации. Так что повода сказать им в лицо «вы стукачи» и послать их на хуй вроде бы как не было. Зато появился и окреп другой, не менее существенный повод.
В повседневном общении и беседах членов «Гринхипп» мы заметили некоторые непонятные поначалу странности, своеобразные поведенческие перекосы. Сначала мы не обратили на это внимания, но затем один случай за другим убедили нас в обоснованности наших предположений. Первый тревожный звоночек прозвучал, когда Гущин начал разглагольствовать о свободе половых отношений, агитируя вступать в якобы учрежденную им «Партию сексуальных меньшинств». Делал он все это как бы в шутку, но у каждой шутки есть свои пределы, и Гущин далеко за них перешел.
Потом уже и другие люди начали обращать наше внимание на аналогичные факты:
— Вы ебнулись? — спросил у нас Юра Орк. — Чего вы третесь с этими пидорами? Послушайте-ка, чего я вам расскажу!
Порядка ради стоит заметить, что Юра Орк — один из старейших ролевиков, в свое время побывавший на «самой первой» союзной игре. Он приехал в Питер откуда-то с юга, чтобы сутки напролет просиживать за компьютером на квартире у Брендизайка, изнуряя свое тело и разум невообразимым количеством самых разнообразных наркотиков. Юра Орк оказался панком самой высшей пробы, убежденным полинаркоманом, чье отношение к жизни лучше всего характеризует вот какая история.