Сказки Верховины
Шрифт:
Приспела пора Марии рожать. Родила она прехорошенького мальчика. А ночью старуха, крестная ее мать, усыпила
всех, кто жил в царских палатах, прилетела к роженице и спрашивает:
— Скажи мне, что ты видела в комнате?
— Я там не была и ничего не знаю.
— Еще раз спрашиваю, Мария! Не скажешь — заберу твоего ребенка, тогда муж убьет.
Но Мария так ничего и не сказала.
Старуха забрала ребенка, а матери вложила в руки нож в губы кровью вымазала.
Проснулись люди, глядь — ребенка нет, а у роженицы нож в руках и губы в крови. Решили, что мать съела сына, и бегут скорей царевичу рассказывать. Только он ничего жене не сделал, очень уж сильно ее любил. Живут они дальше. Снова жена царевича затяжелела. И когда пришло ей время рожать, царский сын поставил везде стражу: возле жены, по коридорам, у дверей. А старуха снова явилась, всех усыпила, подошла к роженице и спрашивает:
— Что ты в той комнате видела? Не ответишь — я и это дитя заберу.
Мария и тут ничего не сказала. Старуха ей губы кровью вымазала, в руки нож вложила, а сама с ребенком скрылась. Сторожа проснулись, видят: спит женщина, на губах — кровь, в руках — нож, а ребенка нет. Побежали, рассказали царевичу.
Тут уж не мог ей царевич простить. Собрал министров на совет и решили: нужно эту женщину казнить.
Сложили большой костер, на костре поставили Марию. Но царевич все же сильно ее жалел: позвал он музыкантов, чтобы играли жалостно, как на похоронах.
Когда разожгли костер, закрутился вдруг в небе вихрь, надвинулась черная туча. Ползла туча все ниже и ниже, а когда опустилась совсем низко, вышла из нее старуха и спрашивает жену царевича:
— Скажи же, Марийка, что ты в моей комнате видела?
— Ничего я там не видала.
Услышали этот разговор люди.
Еще два раза спрашивала старуха, а потом и говорит:
— Забирай своих детей! — и вывела из тучи сыновей Царевича.
— Ну, Марийка, твои и палаты и усадьба! Вот тебе ключи, и живи, как тебе нравится, — сказала старуха и поднялась вместе с тучей.
Мария, царевич и дети вернулись домой и устроили большой пир.
С того дня жена царевича стала говорить, как и всякая женщина.
Я там был и сам слыхал.
Прожил один человек сорок лет, а потом женился. Через год родила ему жена сына. Да сама недолго пожила: сыну только девять лет минуло, как остался он без матери.
Опечалился человек — как ему теперь одному сына растить. Вышел на улицу, прислонился к плетню, задумался.
В это время ехал пан. Остановил карету, спрашивает:
— Чего это ты приуныл?
— Как же мне не унывать? Нет у меня никакого хозяйства, не знаю, как сына прокормлю.
— А велик ли сын?
— Девять лет.
— Как раз такой мне и нужен! Я его в школу отдам.
— На школу деньги нужны. Где я их возьму?
— Ничего ты не будешь платить. Я сейчас в село еду, подберу еще девять таких хлопцев, как твой, а ты иди, приготовь сына в дорогу и жди меня на этом же месте.
Пошел человек, собрал хлопца в путь, ждет, где велено. Вот подъезжает пан, посадил хлопца в карету и говорит тому человеку:
— Придешь за сыном через десять лет.
И умчался.
Тут спохватился бедняк, что забыл у пана адрес узнать. Как ему теперь сына найти? Заплакал и пошел домой.
Десять лет горе мыкал, а тогда собрался и решил сына искать. Надел шапку, положил в торбу кусок кукурузного хлеба, взял в руку палку и пошел.
Шел, шел, пришел в дремучий лес. Пока еще месяц светил, не страшно было, а как стемнело — совсем оробел человек. Прижался спиной к дереву и думает: «Сзади меня теперь никто не тронет, а спереди палкой отобьюсь».
Тут как зашуршит в листве! У бедняка и дух захватило, а как увидел, что это мышь, рассердился: «Вот сейчас огрею тебя так, что глаза на лоб выскочат! Чтоб ты пропала!»
Да тут же самому и стыдно стало. За что ее бить? Она, бедняга, оголодала.
Сунул руку в торбу, отломил кусок хлеба и кинул мышке Спрашивает тогда мышь человеческим голосом:
— Куда, человече, идешь?
— За своим сыном.
— А где же твой сын?
— Не знаю.
— Как же ты его тогда найдешь? Сказала бы я тебе, где твой сын, только признайся по чести: что ты подумал, когда я листом зашелестела?
Человек, конечно, выкручивается, как может.
— И чего ты не скажешь правды? Я сама скажу, что ты подумал: «Вот сейчас огрею тебя так, что глаза на лоб выскочат! Чтоб ты пропала!» Ну да ничего, я тебе прощаю. А теперь поведу тебя к сыну.
Привела мышь человека на край глубокой ямы.
— Полезай вниз. Пан, как услышит, что ты идешь, обернет хлопца в голубя. Будет пан угощать тебя галушками, но ты их не ешь, только зубы поломаешь. Проси у него голубиного мяса.
Так оно и вышло. Обрадовался пан, что человек просит зарезать голубей, свернул им головы, поджарил и разложил по тарелкам.
Да мышь еще наказывала бедняку:
— Ты голубей не ешь, а приглядись: у которого из очей побегут кровавые слезы, того возьми и опусти на землю. Да не забудь глянуть пану на ноги!
Глянул человек, а у пана вместо ног — конские копыта. «Эге, — думает, — так ты ж не пан, а черт!»
Как только опустил голубя на землю, превратился голубь в красивого парубка и говорит:
— Пойдемте, няньо, домой!
Собрались они, идут. Вышли на дорогу, сын и спрашивает:
— А не голодны вы, няньо?
— Еще б не голоден!
— Будет у вас обед, только меня слушайте, да не пугайтесь. Я сейчас обернусь псом. А вон, видите, впереди пан на охоту едет? Пан будет пса покупать, так вы возьмите за меня хлеба, сала и денег. Только смотрите, не отдавайте ему цепочку: если и ее продадите, то больше вам меня не видать.
Так и сталось, как сказалось. Остановил пан коней, прицеливается:
— Что просишь за пса?
— Прошу хлеба, сала и денег.
Дал пан человеку хлеба, сала и сотню серебром. Очень хотел купить и цепочку, да человек не продал.