Шрифт:
ГЛАВА 1
Праздник удался!
Псти… Пятсти… Пя-ти-де-ся-ти-ле-тие — о как! — любимого шефа, Ивана Влад… ик… славича…
Вообще-то я не пью. Совсем. Только воду, чай, кофе, кефир… В новогоднюю ночь — бокал шампанского. В течение года из спиртного только настойку пустырника случается употребляю. А сегодня…
Это все девчонки из бухгалтерии: попробуй,
Мне от ресторана до дома минут десять пешком. Не такси же было вызывать? А провожать меня после корпоративов давно никто не решается. Первое время пытались. Олег из отдела продаж. Игорь, админ наш. Антон еще, не помню, из какого отдела, рыжий такой. Доведут до квартиры и мнутся на пороге: мол, кофейку бы, а то так пить хочется, что переночевать негде. А оно мне надо? В свое время обпилась уже этого кофею… Вот и хожу одна. И что? Почему бы не прогуляться тихой летней ночью?
На первом перекрестке я долго держала светофор. Качался, зараза! Еще чуть-чуть, и совсем упал бы. Хорошо, что я рядом оказалась. Закралась, правда, в голову мысль, что не в светофоре дело… И я об этом долго думала. Потом думала о жизни, о смерти, об устройстве мира… Пока дошла до следующего перекрестка, успела осознать ошибочность утверждения, будто бы земля круглая, и полностью уверовала в правоту древних: она плоская и стоит на трех слонах. А те — на плывущей черепахе.
Черепаха плыла зигзагами и норовила сделать кульбит…
— Не поможешь мне, девонька? — прошамкал кто-то совсем близко.
Испуганно икнув, я огляделась, но никого не увидела. Сок, значит? Хороший сок — уже и слуховые галлюцинации начались.
— Дорогу, говорю, перейтить мне надобно…
Галлюцинация требовательно дернула меня за рукав.
Я взвизгнула, отскочила и только тогда заметила сгорбленную старушку, которую не разглядела с высоты шпилек.
— На ту, на ту сторону! — Бабуля яростно тыкала пальцем в неоновую вывеску на противоположной стороне дороги. — А машины, будь они неладны, туды-сюды, туды-сюды…
— Где? — Я осторожно вытянула шею и оглядела темную улицу в оба конца: даже света фар не заметила.
— Туды-сюды, окаянные! — Божий одуванчик, не слушая ни меня, ни голоса разума, уже повис на моей руке.
Черепаха напомнила о себе плавным покачиванием, и я сама радостно вцепилась в удачно подвернувшуюся бабку.
— И с корзиночкой помоги, молодая, чай, сильная. — Во вторую руку мне сунули тяжеленную корзину. Противовес получился шикарный, и я наконец-то смогла идти ровно.
А идти пришлось долго: старушка едва переставляла ноги, и пока мы дотопали до середины дороги, к перекрестку таки подъехала одна машина.
— И ездют, и ездют, — брюзжала бабуля. — Ночь на дворе, а они разъездились!
Ступив на тротуар, она отпустила мою руку, и корзина тут же потянула меня в противоположную сторону.
— Спасибо, милая. — Старушка отобрала у меня груз. — На вот тебе за это…
Почему-то я ожидала увидеть яблоки. Ну, как в сказке: помогла старушке, и на тебе счастье — яблочки наливные, молодильные, живильные, деньги приваживающие, мужей привораживающие. Но под цветастой тряпкой лежали кабачки. Бабка всучила мне две штуки в обе руки.
— Пожаришь. Или еще чего сделаешь.
Остаток пути я преодолела в обнимку с кабачками, покачиваясь и думая о том, что в жизни нет места сказкам…
— Девочка, а девочка, ты куда идешь?
— К бабушке. Во второй подъезд.
— А в корзинке у тебя что?
— Пирожки.
— Пирожки-и? Ха! Ты прямо как Красная Шапочка! А я Серый.
— Волк?
— Не, просто Серый. Сережа. В первом подъезде живу.
— А я Настя…
— Настя! Настенька, просыпайся.
Я открыла глаза.
На подушке рядом со мной сидел большой пупырчатый жаб.
— Сейчас я тебя поцелую, и ты превратишься в прекрасного принца, — пообещала я ему.
Жаб выпучил глаза, но моей любвеобильности не противился. Правда, в принца превращаться отказался наотрез.
— Вот где он! — Мама сгребла зацелованного Жорика с постели и положила обратно в аквариум. — Сколько можно издеваться над животным?
— Не виноватая я, он сам пришел, — промычала я, зарываясь в простыни.
— Еще бы не пришел! Ты когда его в последний раз кормила?
Ну вот, сейчас начнут меня воспитывать. Мама же…
— Мама? — Я окончательно проснулась и села. Голова отозвалась на резкий подъем болью. — А что ты тут…
— Зашла вот, — развела руками она. — Почуяло сердце, что страдает кровинушка моя… и в холодильнике мышь повесилась.
— Мышь — это на бульон. А еще у меня кабачки есть. Я их вчера где-то тут на полочку положила…
— На книжную? — Мама кивнула на лежавшие рядом с томиком Бальмонта цукини. — Тогда неудивительно, что у тебя юбка в морозильнике.
— Я на жвачку села. Ее теперь по-другому не отодрать.
Держась за раскалывающуюся черепушку, я потопала в ванную.
— Давай сниму, — предложила мама.
— Голову?
— Боль, горюшко ты мое!
— Сама.
Или я не ведьма в седьмом поколении? Таблетка анальгина и мятное масло на виски — сейчас отпустит.
— Нельзя нам пить, Настенька. — К тому времени, как я возвратилась в комнату, родительница успела застелить постель и теперь раскладывала по полкам разбросанные на стульях вещи. — Совсем нельзя. Прабабка моя, тезка твоя, Настасья, перебрала как-то на сельской свадьбе, так потом еще месяц коты гавкали, а куры вареными яйцами неслись. Вот она-то и закляла весь свой род, во избежание, значит. Опасно нам с такой-то силой контроль над собой терять.