Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь
Шрифт:
целых четыре слова, происходящих от чужеземных корней:
кибитка — от татарского кибет (лавка) и от арабского куббат (купол, свод),
ямщик — от тюркского ям,
тулуп — от тюркского тулуп (шкура),
кушак —
Не думаю, чтобы нашелся пурист, который потребовал бы, чтобы мы отказались от всех этих нужнейших и полезнейших слов, давно ощущаемых нами как русские.
Почему же в стране, где весь народ принял и превосходно усвоил такие иноязычные слова, как революция, социализм, коммунизм, пролетарий, капитализм,
буржуй, саботаж, интернационал, агитация, демонстрация, мандат, комитет, милиция, империализм, колониализм, марксизм, и не только усвоил, а сделал их русскими, родными, все еще находятся люди, которые буквально дрожат от боязни, как бы в богатейшую, самобытную русскую речь, не дай бог, не проникло еще одно слово с суффиксами ация, ист или изм.
Такие страхи бессмысленны хотя бы уже потому, что в настоящее время суффиксы ация, изм и ист ощущаются нами как русские: очень уж легко и свободно стали они сочетаться с чисто русскими коренными словами — с такими, как, например, правда, служба, очерк, связь, отозвать и др., — отчего сделались возможны следующие — прежде немыслимые — русские формы:
правдист,
связист,
очеркист,
уклонист,
декабрист,
отзовист,
службист,
значкист,
пушкинист.
Из чего следует, что русские люди мало-помалу привыкли считать суффикс ист не чужим, а своим — таким же, как тель или чик в словах извозчик, служитель и пр. Теперь уже невозможно сказать, будто это русские корни с иноязычными суффиксами, так как сами эти суффиксы мало-помалу становятся русскими.
Даже древнее слово баян и то получило в народе суффикс ист:
баянист.
Вот до какой степени активизировалось окончание ист, каким живым и понятным для русского уха наполнилось оно содержанием.
Окончательно убедил меня в этом один пятилетний мальчишка, который, впервые увидев извозчика, с восторгом сказал отцу:
— Смотри, лошадист поехал!
Мальчик знал, что на свете существуют трактористы, танкисты, таксисты, велосипедисты, но слова извозчик
И кто после этого может сказать, что суффикс ист не обрусел у нас окончательно! Его смысл ощущается даже детьми, и не мудрено, что он становится все продуктивнее.
Когда Белинский применял этот суффикс к русским фамилиям и писал шишковисты, карамзинисты, когда Щедрин вводил в литературу слово ерундист, они обращались к образованным людям, ощущавшим иностранную природу этого суффикса, но когда в самой гуще народной возникают и утверждаются такие слова, как гармонист, баянист, это значит, что русский народ воспринимает этот суффикс как свой.
Так же обрусел суффикс изм. Академик В. В. Виноградов указывает, что в современном языке этот суффикс «широко употребляется в сочетании с русскими основами, иногда даже яркой разговорной окраски: хвостизм, наплевизм».
К этим словам можно присоседить мещанизм, ставший устойчивым лингвистическим термином.
И царизм.
Или вспомним, например, иностранный суффикс тори(я) в таких словах, как оратория, лаборатория, консерватория, обсерватория и т. д.
Не замечательно ли, что даже этот суффикс, крепко припаянный к иностранным корням, настолько обрусел в последнее время, что стал легко сочетаться с исконно русскими, славянскими корнями. По крайней мере у Александра Твардовского в знаменитой «Муравии» вполне естественно прозвучало крестьянское словцо суетория.
Конец предвидится ай нет Всей этой суетории?И вспомним шутливо-фамильярные: бумаженция, штукенция, старушенция и другие примеры обрусения суффикса енция.
Суффикс аци(я) также вполне обрусел: русское ухо освоилось с такими словами, как яровизация, военизация, советизация, большевизация и даже теплофикация. Л. М. Копенкина пишет мне из города Верхняя Салда (Свердловской обл.), что ее сын, пятилетний Сережа, услышав от нее, что пора подстригать ему волосы, тотчас же спросил:
— Мы в подстригацию пойдем? Да?
Обрусение суффикса аци(я) происходит одновременно с обрусением суффикса аж(яж).
Недавно, репетируя новую пьесу, некий режиссер предложил своей труппе:
— А теперь для оживляжа — перепляс.
И никто не удивился этому странному слову. Очевидно, оно наравне с реагажем так прочно вошло в профессиональную терминологию театра, что уже не вызывает возражений.
В «Двенадцати стульях» очень по-русски прозвучало укоризненное восклицание Бендера, обращенное к старику Воробьянинову:
«Нашли время для кобеляжа. В вашем возрасте кобелировать просто вредно».