Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь
Шрифт:
— Птички звенят, колокольчики летят! — сказал он на третьем году жизни и захохотал от такой еретической выдумки.
Это стремление создавать перевертыши — у здорового ребенка на каждом шагу. Тому же Коле Шилову не было еще и двух лет, когда он в шутку назвал тетю дядей и очень восхищался своей выдумкой:
— Дядя Маня! Дядя Маня!
Колина мать записала у себя в дневнике: «Как я его ни поправляю, он твердит свое, причем закатывается от смеха.
В другой раз вместо доброго утра он пожелал отцу спокойной ночи и при этом опять-таки хохотал громче всех». [106]
106
В.А.Рыбникова-Шилова,
Художник Константин Казанский сообщает мне, что его четырехлетняя дочь целыми часами поет:
Дам кусок молока И кувшин пирога,и этим досаждает своей бабке, которая всякий раз поправляет ее.
В статье А.Н.Гвоздева о развитии детской речи приводится, между прочим, один перевертыш, придуманный мальчиком Женей, двух с половиною лет.
Мать сидела и вязала чулок. У Жени спросили, кто это, и он «явно нарочито» ответил:
— Папа.
— Что делает?
— Пишет.
— Что?
— Яблоко.
Женя ощутил эту путаницу как нечто комическое. И когда через две недели ему снова указали на мать и спросили, кто это, он засмеялся и снова ответил:
— Папа!
А потом указал на отца:
— Мама!
И опять засмеялся. [107]
А трехлетняя колхозница Галенька сочинила про корову такие стихи:
Лупка в сено забралась И у Галеньки снеслась.107
А.Н.Гвоздев, Наблюдения над языком маленьких детей. «Русский язык в советской школе», 1929, № 5, стр. 74–75. Там же сообщается, что Женя в шутку называл маму — тетей, отца — дядей, себя — Олечкой.
И поясняла со смехом:
— Это я шутю так — ведь коровы не несутся. Несутся куры.
До какой степени милы младенцам веселые игры в такую нелепицу, я убедился в Летнем саду в Ленинграде. Не знакомый мне мальчик бегал возле моей скамьи и выкрикивал:
Бабочка ползучая, Таракан летучая! Бабочка ползучая, Таракан летучая!Когда я попытался внушить ему, что дело обстоит наоборот, ибо бабочки более способны к полетам, чем тараканы или, например, пауки, он рассердился и чуть не заплакал, так как больше всего ценил в своей песне именно обратную координацию вещей. Отбежав от меня к своей матери, которая сидела на противоположной скамье, он показал мне язык и еще громче запел:
Бабочка ползучая, Таракан летучая!Жажда играть в перевертыши присуща чуть не каждому ребенку на определенном этапе его умственной жизни. Я получил
«Витя смотрит картинки. Начинает шалить. Со смеющимися глазами показывает на бегущего страуса и говорит:
— А я думал — заяц!
Раз пять со смехом повторяет это. Затем показывает на зайца:
— А я думал — это индюк!
Показывает на ласточку:
— Воробышек!
Смеется и добавляет:
— Петух!
Ему, видимо, кажется забавным, что он знакомых животных называет другими именами».
Вива Фисулати в письме пишет мне из Ужгорода (Закарпатская область) о своем племяннике Сереже (двух с половиною лет):
«У него новое увлечение — перевертыши. Он то и дело предлагает родным:
— Будем кушать на диване, а спать на столе.
— Наденем фуражку на ноги, а сандалии на голову.
— Возьмем дверь и откроем ключ!»
Елена Дмитриевна Таль, живущая в Перове под Москвой, сообщает о внучке Леночке:
«В один год одиннадцать месяцев Леночка стала шутить: про соль говорила, что она сладкая, про сахар — соленый. При этом лукаво глядела на нас и четко произносила: „Ха-ха“».
Так же раскатисто смеялась трехлетняя Ира, когда ей пришла в голову такая нелепица:
— Красная Шапочка скушала волка.
Некоторые наблюдатели думают, что самая эта тяга к обратной координации вещей порождена в ребенке стремлением к юмору.
Мне кажется, что это не так.
Мне кажется, что остроумие здесь только побочный продукт, а первопричина этой тяги иная.
Возьмем, например, тот случай, о котором говорит Жорж Дюамель в своей книге «Игры и утехи». Это — книга о детях. В ней, между прочим, рассказывается, как одна девочка, которая, по обычаю французских детей, называла свою бабушку Maman Ma, а дедушку — Papa Pil, однажды окрестила их так:
— Maman Pil и Papan Ma, — то есть сама изобрела перевертыши не хуже тех, о которых мы сейчас говорили: мужчину наградила женским именем, а женщину — мужским. [108]
Весьма возможно, что вначале эта обратная координация имен и людей была просто результатом обмолвки, но обмолвка понравилась девочке и тотчас превратилась в игру, подобно тому как в русском фольклоре навсегда утвердились обмолвки: «лыко мужиком подпоясано», «ехала деревня мимо мужика» и т. д.
108
Жорж Дюамель, Игры и утехи. Перевод с французского В.И.Сметанича, Л. 1925, стр. 46.
Во всем этом эпизоде французский писатель видит лишь проявление детского юмора. Он говорит, что тени величайших мастеров каламбура должны бы померкнуть перед лицом этой остроумнейшей тринадцатимесячной девочки и что ребенку вообще присуще самое изысканное чувство комизма. Мне же кажется, что это явление сложнее. Я думаю, что в основе подобных причуд не юмористическое, а познавательное отношение к миру. Ибо давно уже стало общепринятой истиной, что именно посредством игры ребенок овладевает огромным количеством знаний и навыков, нужных ему для ориентации в жизни.