Сказки
Шрифт:
– Господине, не видал оленя голубого?
– Не видал,-говорит Маркел.
– О, беда! – заплакал мальчик.– Я пас оленье стадышко и уснул. Прохватился – оленя голубого нет.
– Веди меня к тому месту, где ты оленей пас,– говорит Маркел.
Вот они идут по белой тундре, край морского берега. А под горою свеи у костра сидят, в котле еду варят.
– Они варят оленье мясо,– говорит Маркел.
– Нет, господине,-спорит лопин.– Я видел, у них в котле кипит рыбешка.
– Рыбешка для виду, для обману. Они кусок оленины варят, а туша
И Маркел, отворотясь от моря, зорко смотрит в тундру. А тундра распростерлась, сколько глаз хватает. И вот над белой мшистой сопкой вскружился черный ворон. Покружил и опустился в мох с призывным карканьем.
– Там закопана твоя оленина,– сказал Маркел,
К белому бугру пришли, ворона сгонили, мох, как одеяло, сняли: тут оленина.
А свеи из-под берега следят за лопином и Маркелом. Как увидели, что воровство сыскалось, и они котел снимают, лодку в воду спихивают. А Маркел в ту пору приложил. к устам серебряный рожок и заиграл. Свеи рог услышали, в лодку пали, гонят прочь от берега; только весла трещат – так гребут. Их корабль стоял за ближним островом. Так спешно удалялись, что котел-медник на; русском берегу покинули.
Этот котел Маркел присудил оленьему пастуху. Пастух не в убытке: котел-медник дороже оленя.
Грумаланский песенник
В старые века живал-зимовал на Груманте посказатель, песенник Кузьма. Он сказывал и пел, и голос у него, как река, бежал, как поток гремел. Слушая Кузьму, зимовщики веселились сердцем. И все дивились: откуда у старого неутомленная сила к пенью и сказанью?
Вместе со своей дружиной Кузьма вернулся на Двину, домой. Здесь дружина позвала его в застолье, петь и сказывать у праздника. Трижды посылали за Кузьмой. Дважды отказался, в третий зов пришел. Три раза чествовали чашей – два раза отводил ее рукой, в третий раз пригубил и выговорил:
– Не стою я таких почестей.
Дружина говорит:
– Цену тебе знаем по Груманту.
Кузьма вздохнул:
– Здесь мне цена будет дешевле.
Хлебы со столов убрали, тогда Кузьма запел, заговорил Его отслушали и говорят: – Память у тебя по-прежнему, только сила не по-прежнему. На зимовье ты, как гром, гремел.
Кузьма отвечал:
– На зимовье у меня были два великие помощника. Сам батюшка Грумант вам моими устами сказку говорил, а седой океан песню пел.
Грумант-медведь
Зверобойная дружина зимовала на Груманте. Время стало ближе к свету, и двое промышленников запросились отойти в стороннюю избу:
– Поживем по своим волям. А здесь хлеб с мерки и сон с мерки.
Старосте они говорили:
– Мы там, на бережку, будем море караулить. Весна не за горами.
Наконец староста отпустил их. Дал устав: столько-то всякий день делать деревянное дело, столько-то шить шитья. Не больше стольких-то часов, спать. В становище повелено было приходить раз в неделю, по. воскресеньям.
Оба молодца пришли в эту избу, край моря, и день-два пожили по правилу. До обеда поработают, часок поспят. Вылезут на улицу, окошки разгребут. В семь часов отужинают – и спать. В три утра встают, и печь затопляют. И еду готовят. Все, как дома, на матерой земле.
День-два держались так. Потом разленились. Едят не в показанное время. Спят без меры. В воскресенье не пошли к товарищам. В понедельник этак шьют сидят, клюют носом.
– Давай, брат, всхрапнем часиков восемь? К нарам подошли и, вместо шкур оленьих, видят белого медведя. Будто лежит, ощерил зубы, ощетинился…
Не упомнят молодцы, как двери отыскали да как до становища долетели. Из становой избы их издали увидели.
Староста говорит:
– Им за ослушанье какой-нибудь грумаланский страх привиделся. Заприте двери. Их надо поучить.
Братаны в дверь стучат и в стену колотятся; их только к паужне пустили в избу. Они рассказывают:
– Мы обувь шьем, сзади кто-то дышит-пышет. Оглянулись – медведище белый с нар заподымался. Зубами скалит, глаза, как свечки, светят…
Староста говорит:
– Это Грумант вас на ум наводит. Сам Грумант-батюшка в образе медведя вас пугнул. Он не любит, чтобы люди порознь жили. Вы устав нарушили. Грумант вас за это постращал.
Долг
Молодой промысловец занял у Маркела денег на перехватку. Отдавать явился, а Маркел в море ушел. Так и побежало время: то Маркела на берегу нет, то у должника денег нет.
Оба встретились на Новой Земле. Хотя в разных избах, да в одном становище зимовали две артели. Маркел говорит:
– Что уж, парень, ни разу меня не окликнул? Парень снял шапку:
– Не смею и глядеть на тебя, осударь. Должен тебе.
Маркел говорит:
– Провались концом! Какие меж нас долги?
– Хотя бы работой какой отработать дозволили, Маркел Иванович…
Маркел говорит:
– Ладно. Всякий вечер приходи в нашу избу. Дела найдутся.
На зимовьях народ поужинают да повалятся. Должник пришел к Маркелу. Маркел не спит, живет у книги при огне. Книга – азбука, писана и рисована художной ушаковской рукой. Маркел стал показывать гостю буквы. Часа два учились. Во столько-то недель детина понял все «азы» и «буки». Когда полная тьма накрыла Новую Землю, ученик вытвердил титла.
Время катится, дни торопятся,– сколько парень радуется науке, столько тревожится: «Когда же я начну, долг отрабатывать?»
Когда свет завременился над Новой Землей, паря читал по складам. При конце зимы читал по толкам. Наконец стал с пением говорить по книгам четкого Маркелова письма.
Маркел говорит:
– Ну, друг, дошла промышленная пора. Но ты всякий день урви хоть малый час для книжного чтения.
Ученик возопил:
– Благодарствую, Маркел Иванович! Ты мне бесценное добро доспел – книгам выучил. Но когда я долг-то буду отрабатывать?