Сказочные облака
Шрифт:
— Ты хочешь? — спросил он.
Она утвердительно кивнула головой. Да, она хотела. Вот только чего? Развлечься? Доказать, что Алан прав? Бездумно себя погубить? Он немедля повлек ее за собой. Они сели в тарахтевший автомобильчик, какие обычно обожают репортеры, и, чтоб ее напугать, он совершил два-три довольно рискованных виража. Несмотря на весь свой апломб, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Все произошло точно так же, как и днем раньше, хотя в куда более комфортабельных условиях, на широкой кровати, которая перегораживала всю спальню. Чуть позже Марк закурил сигарету, передал ее Жозе
— А что твой муж? Ты не любишь его? Или он слабоват по мужской части? Говорят, американцы…
— Не надо ни о чем спрашивать, — сухо попросила Жозе.
— Но я не могу поверить, что ты в меня влюблена, ведь это же не так?
Интонация, с которой он произнес «ведь это же не так?», была просто неподражаема. Жозе не сдержала улыбки, потянулась и раздавила окурок в пепельнице.
— Нет, это не так, — сказала она. — Дело вовсе не в этом. Я просто сокрушаю все, что осталось позади, даже то, чем я немало дорожила.
Ей вдруг стало жалко себя.
— Почему ты это делаешь?
Похоже, он был немного обижен столь категоричным «нет».
— Потому что либо я все сокрушу, либо от меня ничего не останется, — ответила она.
— Он об этом узнает?
— Он держит частного детектива, который ждет меня внизу.
— Да ну!
Марку это явно понравилось. Он подскочил к окну, никого не увидел на улице, но все же, чтобы позабавить ее, принял негодующий вид, потом изобразил на лице смятение и, когда она засмеялась, заключил ее в объятия.
— Обожаю, когда ты смеешься.
— А раньше я часто смеялась?
— Когда раньше?
Она едва не сказала «до Алана», но сдержалась.
— До моего отъезда в Нью-Йорк.
— Да, очень часто. Ты была очень жизнерадостной.
— Мне ведь было двадцать два, когда мы познакомились?
— Примерно, а что?
— Сейчас мне двадцать семь. Многое изменилось. Теперь я смеюсь меньше. Раньше я пила, чтобы быть ближе к людям, теперь пью, чтобы забыть о них. Не правда ли, смешно?
— Не очень, — проворчал он.
Она провела ладонью по его щеке. Он жил своей суетной жизнью, метался между репортажами, своей квартиркой и легкими мужскими победами, он не унывал и был болтлив, являл собой пример милого представителя рода человеческого. Он был бесхитростен, скучен и самодоволен. Она вздохнула.
— Мне пора домой.
— Если за тобой и вправду следят, что тебя ждет?
Говоря это, он улыбался, и она нахмурила брови.
— Ты мне не веришь?
— Если честно, то нет. Ты всегда выдумывала что-нибудь этакое, и я обожал тебя слушать. Да что там, все обожали. Тем более что ты сама не верила в то, что говорила.
— Если я правильно тебя понимаю, я была веселой и безрассудной.
— Ты такой и осталась… — начал было он, но запнулся.
Они впервые испытующе посмотрели друг другу в глаза, и Марку показалось, что он начинает теряться в этой двусмысленной ситуации. Это испортило ему настроение, и он вскорости отвез ее домой. Прощаясь, он немного замешкался.
— Завтра встретимся?
— Я тебе позвоню.
Она медленно поднялась по лестнице. Было семь вечера. Алан, по всей видимости, уже знал, что в полчетвертого она была доставлена молодым брюнетом на улицу Пети-Шам, уединилась с ним и вышла лишь два часа спустя. Когда она искала ключи, руки ее дрожали, но она знала, что должна возвратиться домой, что иначе нельзя.
Алан в самом деле был уже дома и лежал с вечерней газетой в руках на диване. Он улыбнулся ей и протянул руку Она подсела к нему.
— Ты знаешь, что в Конго дела совсем плохи? В Брюсселе разбился самолет. Газеты в последние дни читать страшно.
— Ты встретился с Лорой?
Она отчаянно пыталась продлить эти последние минуты спокойного общения с мужем, когда она еще могла говорить с ним как с близким человеком, пусть даже все внутри у него и клокотало.
— Ну конечно, я с ней встретился. Из нее получился бы выдающийся конспиратор.
Он, казалось, был в хорошем настроении. Не без колебаний она задала ему следующий вопрос:
— Ты получил отчет?
— Какой отчет?
— От частного детектива.
Он расхохотался.
— Нет, конечно. Я его тогда нанял недели на две, не больше. Если бы ты себе позволила что-нибудь этакое, наши доброжелатели сразу же поставили бы меня в известность.
Гора свалилась с ее плеч. Она легла рядом, положив голову ему на грудь. Ее подхватила головокружительная волна нежности. Казалось, у нее появится выбор, но она уже знала, что это не так, что истиной были слезы, которые она пролила в нью-йоркском баре, прижавшись к груди Бернара и горько размышляя о себе, Алане и их неудачном супружестве. И истина эта была сильней привычного влечения к этому спокойно лежащему рядом телу, к этой покровительственной руке под ее головой. История их совместной жизни завершилась в тот самый день, когда она поняла, что не способна рассказать всю правду о ней ни Бернару, ни самой себе. Подлинное содержание их супружества было слишком эфемерно и в то же время слишком насыщено страстями, оно складывалось из нежности, удовольствия и взаимной озлобленности. Их брак не был похож на диалог партнеров, не было в нем и четкого разделения полномочий. Она вздохнула. Пальцы Алана нежно погрузились в ее волосы.
Ее взгляд скользнул по темным балкам потолка, светлым стенам, на которых висело несколько картин. «Сколько я здесь прожила? Пять месяцев или шесть? — подумала она и закрыла глаза. — А с этим мужчиной, который спокойно лежит рядом? Два с половиной или три года?» Все эти вопросы казались ей срочными и одновременно абсурдными. Все они зависели от одной маленькой фразы, которую она должна была для начала произнести и которую все ее существо отказывалось произносить. «Нужно чуть повременить, — думала она, — нужна передышка, поговорим на другую тему, потом у меня лучше и легче получится».
— Расскажи мне об этом Марке, — услышала она насмешливый голос Алана, который вытащил руку из-под ее головы.
— Я провела сегодня несколько часов в его доме, — ответила она.
— Я не шучу, — сказал он.
— Я тоже.
На минуту воцарилось молчание. Потом Жозе заговорила. Она рассказывала обо всем, не забывая мельчайших деталей, о том, как выглядела квартира, как он раздел ее, в какой позе они занимались любовью, как ласкали друг друга, что он произнес, овладевая ею, о его особенной прихоти. Она называла вещи своими именами, старалась ничего не забыть. Алан был неподвижен. Когда она замолчала, он как-то странно вздохнул.