Скелет из шкафа
Шрифт:
— Как интересно! — Снежана казалась искренней даже самой себе.
— Тогда пройдемте в дом, — предложил Горецкий.
— Вы идите, — уже более спокойно сказал Василий, — а мы с тетушкой к вам позже присоединимся.
Клементина в это время подливала в его кружку чай, от души сдабривая напиток вареньем.
— Да, да, конечно, присоединимся, — кивнула она. — Вот только Васенька расскажет, как жена, как дети, мы и придем.
Копейкин закашлялся. Снежана встала и, проходя мимо него следом за Горецким, похлопала подкидыша по спине. Тот благодарно кивнул.
Альбом лежал на столе в гостиной, заранее приготовленный для просмотра. Значит, Станислав был уверен, что она согласится идти с ним смотреть снимки. Другими словами, этот привлекательный и обаятельный мачо был уверен, что она отправится за ним на край света, стоит ему поманить. Конечно, гостиная далеко не край света, но Снежана чувствует, что была готова следовать за Горецким гораздо дальше. Она разволновалась и покраснела. И о чудо! Горецкий тоже смутился, беря альбом в руки и протягивая его девушке. Снежана уложила старый, потрепанный альбом на колени и начала рассматривать.
— Здесь есть фотографии фривольного содержания, — уныло сообщил он, — они приклеены насмерть, не смог отодрать. Все-таки воспоминания детства.
— Зачем же отдирать детство? — пожала плечами Снежана, устраиваясь рядом с ним на уютной тахте.
Станислав пояснил, что именно эти снимки отчего-то напоминают ему Василия Копейкина.
Но начинался альбом весьма безобидно. В ранней юности или позднем детстве Станислава Горецкого, судя по сделанным им снимкам, чрезвычайно интересовали насекомые и мелкие животные. Снежана с любопытством рассматривала огромную, на весь снимок, серо-зеленую лягушку, оцепеневшую перед объективом Станислава. Нет, она никогда не боялась мышей и лягушек, но всегда относилась к ним настороженно. Неизвестно, что в любой момент могут выкинуть безмозглые твари, этим стремлением к сюрпризам напоминающие ей Василия.
— Вы мечтали стать биологом? — прошептала она, глядя на очередной снимок мохнатолапого паука, украшавшего центр сплетенной им паутины.
— Вряд ли, — усмехнулся Горецкий. — Просто в то время я проводил летние каникулы в деревне у деда и ничего более интересного не находил. А вот и эти снимки, не подумайте ничего плохого, Снежана. Деревня, сенокос, лето… И мне кажется, на них я запечатлел вашего Василия.
— Он совершенно не мой! — попыталась откреститься от подкидыша Снежана. Ей захотелось предстать перед Станиславом свободной от личной жизни девушкой.
— Ну да, — согласился Станислав, осторожно следя за ее реакцией, — я так и подумал.
Да, снимки были по сравнению с фотографиями лягушки и паука действительно фривольными. На фоне стога сена, утопающего в лучах знойного солнца, юный Горецкий запечатлел трех полных, краснощеких, дородных девиц, радостно растягивающих губы до ушей, и одного паренька, тоже не худой наружности, с длинными руками, обнимающими сразу троих этих девиц и прижимающих их к стогу сена. На первой фотографии паренек, оборачиваясь, подмигивал фотографу, на второй задирал юбку одной из смеющихся девушек.
— Какая у него наглая, неприятная физиономия, — поморщилась Снежана.
— Он вам не напоминает Василия? — озадачился Горецкий.
Эта настойчивость показала Снежане, что он не успокоился доводами Клементины и пытается сам разобраться в родственных связях. С одной стороны, врать и изворачиваться не хотелось. С другой стороны, Снежана смутно понимала, что наглая физиономия действительно напоминает ей Копейкина. Особенно в тот момент, когда они втроем первый раз ехали в лифте. Тогда Василий тоже ратовал за групповуху.
— Честно? — пробормотала Снежана.
— Честно, — кивнул Горецкий.
— Напоминает, — сказала она после секундной паузы. И не соврала! Безусловно, с третьей стороны, все бабники похожи друг на друга как две капли воды. Вот Станислав не такой, он не бабник и похож сам на себя.
— Значит, — вздохнул Горецкий, — Василий наш родственник.
— Вообще-то он хороший, — заступилась за подкидыша Снежана. Она добрая девушка! — У него есть маленькие и большие слабости, но он способен питать настоящие чувства. Родственные чувства…
Она замолчала. Станислав сидел рядом с ней так близко, так близко, что она слышала его дыхание. Оно стало прерывистым на слове «чувства». Снежана рывком перевернула страницу с сенокосом и уставилась на запечатленный фотографом муравейник.
— Замечательно, — произнесла она, чувствуя, как от дыхания Горецкого заколыхалась прядь ее волос.
— Вы находите? — прошептал тот, наклонившись до неприличия интимно.
— Можно было взять ближе, — попыталась поддержать благопристойную беседу Снежана.
— Муравейник нельзя было брать, — отстраненно, явно думая о другом, сказал Станислав, — муравьи кусались…
— Что вы говорите? — прошептала Снежана.
— Вообще-то я не это хотел сказать, черт с ними, с муравьями, — Станислав нежно повернул лицо девушки к себе. — Снежана, вы такая, такая…
— Ой, бабочка! — она быстро отвернулась и перевернула еще одну страницу.
— Вы такая, — мечтательно продолжил Горецкий, не сводя с нее взгляда и щекоча дыханием прядь, — как эта бабочка…
— Это же моль, — разочарованно протянула Снежана, вглядываясь в снимок.
— Вы гораздо лучше, — жарко прошептал Горецкий, решительно повернул ее лицо к себе и начал целовать.
Снежана почувствовала ответное желание, не смотря на то, что ее сравнили с молью. Принимать ли это сравнение в ее пользу, как признание в любви, она не знала, но на поцелуй Станислава ответила. Но целоваться больше пяти минут не стала! Снежана порядочная девушка, да и на первый раз вполне достаточно.
Неужели она мечтает о втором разе?! А как же настоящие трепетные чувства и признание в большой и чистой любви?! «Ты гораздо лучше моли» — это иносказательное признание или констатация факта? Он сравнил ее с ночной бабочкой! И, не спросив разрешения, полез целоваться! Как порядочная девушка, она должна взять себя в руки.