Скелеты из шкафа русской истории
Шрифт:
А. Д. Меншиков.
Современники говорили, что он брал взятки со взяточников и относил деньги Петру, который возвращал их в казну. Существовала якобы такая схема пополнения бюджета. Странно, конечно, но при Петре все могло быть.
Чудовищно воровали вплоть до царствия Анны Ивановны (1730–40). Но, словно назло стереотипам,
При этом Бирон, как пишет С. М. Соловьев, «не был развращенным чудовищем, любившим зло для зла; но достаточно было того, что он был чужой для России, был человек, не умерявший своих корыстных устремлений другими, высшими. Он хотел воспользоваться своим случаем, своим временем, своим фавором для того, чтобы пожить хорошо за счет России. Ему нужны были деньги, а до того, как они собирались, не было никакого дела».
В общем, продолжение петровского феерического воровства велось уже не совсем русским «контингентом»… Что же до русских, то в годы царствования Елизаветы поднялся канцлер Бестужев, при Екатерине II властвовали Орловы и Потемкин… Все они получали огромные имения и были далеко не бескорыстными людьми. Но вот только какой же дурак ворует у самого себя? Государство Российское было ИХ государством, в нем они жили и его собирались оставить своим детям и внукам.
Действительно: а кто ворует во всех трех вышеуказанных смыслах? Кто без зазрения совести обкрадывает «сам себя»? В первую очередь тот, кто совершенно не связывает себя ни с окружающим обществом, ни с государством.
Временщик, видящий в России — не Родину, но колониальную плантацию. Зрящий свое будущее не здесь, а на Лазурном берегу или в престижном районе Лондона, готовящий своих детей к жизни не на русском Черноземье, а где-нибудь в Итоне или закрытом швейцарском пансионе.
В. И. Суриков «Меншиков в Березове». 1883 г.
Всю жизнь проходил под «расстрельными» статьями, а закончил ее ссылкой.
Это объединяет и Бирона, и Абрамовича, и немецких временщиков XVIII века, и большинство олигархов XXI века.
Чтобы казнокрадствовать «с чистой совестью», без всяких моральных тормозов, нужно четко отделить себя от государства, от страны, от народа. Так было раньше, так обстоит дело и сейчас. Классическая история: одному петербургскому чиновнику предложили очень полезный для «его» города проект. Чиновник отказался проводить его в жизнь. Пусть ему заплатят, тогда он сделает.
— Но это же очень полезно для города!
— А я не город.
Такие вот «я-не-город» и разворовывали Государство Российское. И сегодня они его разворовывают, ничего за три столетия не изменилось.
И после Петра было в истории России несколько
Казус Щепочкина
В XVIII–XIX веках были случаи убийств помещиков, которые брали себе в наложницы девок или мужних жен. Девок еще ладно… А вот связь с замужней женщиной для крестьян была чем-то крайне неприличным. Чудовищным попранием обычаев, всего неписаного закона, по которому жил симбиоз барин-крестьянство.
Мне называли разные цифры такого рода микровосстаний: от «нескольких десятков» до «нескольких сотен». Никто определенно не считал, и мы очень плохо знаем эту часть нашей истории. А жаль, есть причины узнать ее получше.
Наиболее известны в этом ряду — убийства отца Федора Достоевского и деда народовольца Морозова. Подробности убийства Достоевского-старшего мне не известны, но предполагается — он посягнул на честь замужней женщины.
В 1840 году в имении Борок взорвали дворян — супругов Щепочкиных.
Трое их дворовых купили мешок пороха, положили его в печь на первом этаже, как раз под спальней супругов.
Проковыряли дырочку, сделали дорожку, поставили свечу. Торопливо убежали… Вскоре громыхнул страшной силы взрыв.
Жестокость этого, говоря современным языком, теракта потрясла всех. Министр внутренних дел доложил о нем императору Николаю I. На прощальную панихиду прибыли ярославский губернатор и все уездное начальство. На похоронах были все соседи-помещики, проститься с Щепочкиными пришли и толпы крестьян со всех окрестных деревень: их считали «хорошими барами». После гибели владельцев усадьбы осталось трое детей-сирот, в том числе будущий отец Н. А. Морозова.
Мужиков поймали сразу. Три дня до совершения преступления те пили без перерыву, и люди слышали, как они сговаривались, вернее как один из них подговаривал остальных убить барина.
Убийцы бились в пьяном кураже до самого ареста, рассказывая всем, что замыслили и почему. Оказалось все банально — обычное убийство на почве ревности.
Одному из убийц очень нравилась некая дворовая девка. Он к ней не раз безуспешно сватался. А эта девка отдавала предпочтение барину, что тут поделать. Знала, что барин женат, ни на что не претендовала, статус барской любовницы ее устраивал совершенно. Да и с «человеком своего круга», видимо, она, покрутившись возле богатой и культурной жизни, уже иметь дела совершенно не хотела.
По понятиям крестьян, девица вела себя безнравственно. Нехорошо, с их точки зрения, вел себя и барин, который на глазах жены в открытую крутил-вертел, строил куры со своей горничной.
Тогда незадавшийся жених «со товарищи» и решился на убийство.
Суд приговорил их к 50 ударам кнутом на обгорелых развалинах помещичьего дома. После чего на лбу и на щеках убийц выжгли литеры статей Уложения о наказаниях, по которым они были виновны, и сослали в Тобольскую губернию на каторжные работы навечно.