Скитальцы (цикл)
Шрифт:
Орвин сидел, неудобно задрав голову, следил воспалёнными глазами за Лартом, который бросил наконец расхаживать и остановился прямо перед своим молчаливым собеседником:
— Что ж ты, Прорицатель? Кто Привратник? Откуда явится Третья сила и куда она нанесёт удар? Есть ли вообще ответы на эти вопросы?
— Ответы уже здесь, — тихо отозвался Орвин. — Во мне прорицание. Я вынашивал его много дней и ночей. Теперь оно здесь, и мы всё узнаем.
Он говорил, будто оправдываясь, а я весь покрылся
— Что?
— Сегодня, — кивнул Орвин. — Через несколько минут… А пока сядь, пожалуйста, Ларт. Ты такой высокий, у меня шея болит…
Неподалёку от озерца три сосны росли треугольником. Это их и погубило, потому что для прорицания понадобились три огня.
И Ларт зажёг три огня, и сосны пылали сверху донизу.
Было очень страшно, но я стоял и смотрел, как между трёх огней встал Орвин, и в глазах его плясало пламя, и он достал из-за пазухи ржавый амулет и посмотрел в прорезь.
И голос его без усилия покрыл рёв огня:
— Извне, она идёт извне! Она пришла. Один день, один час, один человек. О горе! Чудовища пожирают живущих… И вода загустеет, как чёрная кровь. И ветви поймают в липкую паутину всех, имеющих крылья. И земля присосётся к подошвам имеющих ноги. Но стократ хуже имеющим магический дар! Горе, горе… Один день, один час откроют ей двери. Один человек. Привратник. Горе, она здесь!
— Кто Привратник?! — закричал что есть силы Ларт, и прорицатель услышал его, хотя огонь выл, пожирая сосновые кроны, мечась по стволам:
— Привратник. Он маг и не маг. Он предал и предан. Только Привратник откроет дверь, только Привратник, только один день, один час!
— Кто Привратник?! — надрывался Ларт.
— Он… лишён дара. Он был всемогущ и стал беспомощен. Он изменил и ему изменили… Он изменённый и изменившийся. Только он! Он откроет, и ЭТО войдёт, но не раньше! Земля закричит разверстыми могилами… Воздух станет тяжёл и погребёт под собой… Погребёт… Как пусты лица, лишённые глаз! Но не раньше, чем Привратник откроет!
Сосны закачались вдруг, как огромные факелы в неверных руках. Ларт кинулся на Орвина и увлёк его из треугольника, и вовремя — деревья рухнули одно за другим, подняв целый смерч пляшущих искр. Маги едва успели увернуться, а я — я давно уже отбежал подальше и оттуда смотрел, дрожа, как полыхает исполинский костёр.
…Оттерев с лица жирную копоть, Легиар сказал бесстрастно:
— Теперь я знаю точно. Я знаю, кто Привратник. Я сам его создал. А теперь я убью его, найду и убью прежде, чем он откроет ЕЙ дверь.
Он стиснул зубы до хруста, потом резко вскинулся:
— Вперёд. Пока не поздно. Я знаю, я понял, как его найти.
Зал
Ильмарранена ввели в зал сразу после мошенника-торговца, приговорённого к публичной порке. Угрюмый стражник поставил Руала перед судьёй, вернее, перед его тусклой лысиной, ибо вершитель правосудия как раз склонился над какими-то бумагами.
— Имя? — безучастно спросил маленький серый писец.
Руал разлепил запёкшиеся губы:
— Моё имя не для твоих ушей, холоп.
Сидящий за столом хмыкнул и поднял голову. Руал вздрогнул — у судьи было благообразное, ухоженное лицо с двумя холодными дырами вместо глаз.
— Руал Ильмарранен, — сказал судья тихим, бесцветным голосом. И уронил сухой смешок: хе…
Руал судорожно вдохнул. Он не называл Тилли своего полного имени.
— Руал Ильмарранен, — продолжал судья, — пойман с поличным на мелкой краже. К тому же… — он сунул руку куда-то под стол и извлёк оттуда золотую ящерицу. Руал бессознательно шагнул вперёд. Стражник придержал его за локти.
— Это ваша вещь, Ильмарранен? — спросил судья небрежно, в то время как его глаза-дыры прошивали Руала до костей.
— Моя, — хрипло сказал Руал.
— Хе, — снова смешок, от которого мороз продирал по коже. — Эта вещь принадлежит некоему герцогу, некоему неудачнику-герцогу, которого однажды пользовал своими знахарскими снадобьями самозваный гадальщик-предсказатель… Как его звали, Ильмарранен, вы не помните?
Руал покачнулся.
— Хе, — судья внимательно за ним наблюдал, — я давно жду, Ильмарранен, жду, когда вы попадётесь… Дружок, — обратился он к писцу, — оставь эту пачкотню, тут совсем особый случай… Скажи на входе, пусть не беспокоят пока… И позови господ обвинителей.
Писец скрипнул скамейкой и засеменил к двери. Руал, который успел овладеть собой, угрюмо смотрел прямо в буравящие его глаза, пока судья не вытянул палец и не качнул им тряпичного висельника в петле:
— Так на чём мы остановились… Ага, — он порылся в бумагах, — выдал себя за знахаря… К этому вернёмся позже. Украл золотую статуэтку… — судья прихлопнул ящерицу пухлой рукой. Руала передёрнуло.
— Дальше, — ровно продолжал судья, разбирая бумаги. Мягкие и розовые его пальцы поглаживали шпионские донесения, поглаживали нежно, будто трогательные любовные письма: