Скитания
Шрифт:
Верхом глумления оказалось утверждение Хайнца Апельта, что собака оберфельдмейстера понюхала одну из таких колбас и отказалась ее есть. Апельт получил увесистую оплеуху, его сторонники бросились защищать своего товарища — и через секунду завязалась отчаянная потасовка. Опрокидывались скамьи, столы. Вдребезги разбивалась посуда, катались клубки сплетенных человеческих тел. Никогда еще представители различных земель Германии не сходились так тесно.
Эта история, конечно, не прошла незамеченной: такое проявление «чувства братства» основательно порочило широко восхваляемую идею великогерманского народного единства.
Столовой заведовал Якш. Лишь в течение недели он выполнял общую для всех работу, а затем сразу получил эту должность.
Никто в лагере не мог понять, почему Якшу так быстро удалось заполучить тепленькое местечко. Более того, через каждые две недели он регулярно отправлялся на пару дней домой. Никто другой и помыслить не мог о такой поблажке. Во время отсутствия Якша столовая вечерами не работала, и, если кому-нибудь были нужны спички или сигареты, приходилось проделывать путь в несколько километров до ближайшего селения Крегам. Не открывалась вечерами столовая и в день возвращения Якша, поскольку офицеры устраивали в ней шумные пирушки и распивали целую бочку первоклассного пива. Позднее всем стала ясна причина возвышения Якша: его отец был владельцем пивоваренного завода, и это сразу же обнаружил «оберст», изучая анкеты вновь прибывших. В результате был установлен «натуральный обмен»: тебе — отпуск, а нам — первоклассное пиво. Люди возмущались, но сделать ничего не могли.
Случай с Якшем не был верхом несправедливости, царившей в трудовом лагере. Примерно за две недели до окончания службы, когда молодые люди только и говорили о предстоящем возвращении домой, в казарме неожиданно появился «оберст» в сопровождении Рутше. Прассе испуганно проорал: «Смирно!» — и отдал рапорт. «Оберст» тщательно обследовал все помещения и приказал заменить пружину пустовавшей кровати. Обитатели этой комнаты под контролем Рутше должны были навести в ней образцовый порядок: вымыть окна мыльным раствором, надраить щеткой полы и принести новенький матрац. Для уборки разрешили даже взять горячую воду на кухне. Напрасно люди пытались докопаться до причин такого рвения со стороны начальства.
На следующий день утром у ворот лагеря остановился серо-зеленый автомобиль вермахта. Из него вышел бледный, боязливо поглядывавший по сторонам молодой человек в штатском, который объяснил постовому, что он новобранец Буш. Ефрейтор вежливо сопроводил его до канцелярии. Шофер, сгибавшийся под тяжестью чемоданов, следовал за ними.
Вечером, голодные и усталые, четверо друзей возвратились с завода и с удивлением стали разглядывать новичка. Буш вел себя по-приятельски. Он предложил им пачку сигарет с изображением бородатого матроса. Гербер попросил для себя пеструю крышку от блока сигарет, которую прикрепил потом к двери своего шкафа.
Как выяснилось, эти сигареты были получены из английских трофейных фондов. Отец Буша был генерал-фельдмаршалом, и, если бы что-нибудь случилось с его сыном, ему достаточно было шевельнуть мизинцем, чтобы процветающее начальство трудового лагеря направили в пехотную часть на фронт. Вполне понятно, что никто из местных руководителей не горел желанием сменить место своей службы.
После завтрака Буш в сопровождении одного из фельдфебелей пошел переодеваться. Каптенармус приготовил для него новенькую, с иголочки, суконную форму. Около десяти часов Буш появился на учебном плацу. Так как он не имел никакого представления о ружейных приемах, выполняемых при помощи лопаты, старший ефрейтор, лично провел с ним занятие. Через некоторое время Буш пожаловался на усиливающиеся боли в пояснице. Он приковылял к лазарету, где фельдшер внимательно выслушал его и поставил диагноз — воспаление легких. Юноше предоставили белоснежную постель, принесли еду и освободили его от всех занятий. Никто с ним больше не встречался, лишь иногда его лицо видели
Сын генерал-фельдмаршала оставался в лазарете до окончания срока пребывания в лагере, а затем точно так же, как и другим, ему выдали удостоверение в том, что он успешно прошел трехмесячную подготовку. Молодежь в трудовом лагере ругалась на все лады и на самых разных диалектах. В оценке данного случая все были единодушны — и баварцы, и померанцы, и силезцы.
Наступил последний день пребывания в лагере. Это было шестнадцатого декабря. После обеда начальник лагеря произнес длинную речь. Он говорил о высоких целях трудового воспитания, которое уничтожает различия в социальном происхождении и имущественных отношениях, о равных правах всех работающих здесь и о благородном назначении труда. Однако на примере Якша и Буша многие молодые люди уже извлекли для себя необходимый жизненный урок и понимали, чего стоят слова начальника лагеря и как их надо воспринимать. Его речь больше никого не волновала. Документы и удостоверения были выписаны. Завтра они наконец-то покинут этот паршивый Экдорф навсегда.
Занятия практически завершились, но Прассе и троим друзьям приказали разгрузить автомашину и сложить ящики с вином на хранение в подвал. Упаковано было двести бутылок ротвейна.
— Подарки к рождеству, — сказал завхоз.
Коппельман скромно поинтересовался, нельзя ли каждому из них взять по бутылке вина на прощание. Интендант не сдержался и закричал:
— Это предназначается исключительно для рождества. А вы пошевеливайтесь: грузовик должен срочно вернуться назад!
Поскольку следующая партия новобранцев должна была прибыть только третьего января, то становилось ясно, что руководство лагеря намеревалось само выпить эти двести бутылок. Разумеется, обыкновенные служащие не имели права претендовать на них. Под покровом темноты Прассе и Герберу удалось незаметно припрятать один ящик. Ребята радовались, что приедут на праздники не с пустыми руками. И когда интендант заметил пропажу, все четверо уже сидели в поезде. Довольные собой, они пустили одну бутылку по кругу. Молодые люди еще твердо верили, что порядки, царившие в трудовом лагере, недопустимы в вермахте и тем более в военно-морском флоте.
Глава 3
ДЕНХОЛЬМ — ОСТРОВ МУШТРЫ
После рождественских каникул трое друзей собрались побеседовать о положении дел на фронтах. В затерянном в глуши Экдорфе, куда совсем не приходили газеты, ребята перестали разбираться в происходящих в мире событиях.
Несмотря на большие территориальные завоевания и многократные заверения, что все идет по намеченному плану, поход на Восток все еще не завершался. Под Москвой и Ленинградом, которые уже давно должны были пасть, наступление приостановилось. На некоторых участках фронта даже началось отступление, но это понимал только тот, кто умел читать сводки вермахта между строк. Недалеко от Москвы, очевидно, произошло большое сражение. В сводках неожиданно стали снова появляться названия населенных пунктов, которые находились на расстоянии 150 километров от советской столицы. Приезжавшие в отпуск фронтовики рассказывали о вражеском прорыве на отдельных участках фронта, о беспорядочном отступлении и о чудовищных холодах. Санитарные поезда доставляли домой тысячи солдат с обмороженными конечностями. В лихорадочной спешке шел сбор теплых вещей для фронта, так как армия для ведения войны в зимних условиях оказалась неподготовленной. Никто больше не утверждал, что события последних недель и месяцев протекают в полном соответствии с планом.
С началом сентября противником Германии стали также и США. Уже в течение длительного периода они поддерживали дружественную Великобританию на основе договора о передаче оружия и материалов в аренду или взаймы. На Дальнем Востоке возникли трения с Японией, которая в всевозрастающем темпе выгодно утверждалась на территории Китая и удерживала оккупированные ею французские колонии. Не все ясно просматривалось в этой сложной ситуации. Понятно было одно: отношения между США и Японией стремительно ухудшались, пока наконец американцы полностью не пресекли все возможности ввоза нефти и других важных видов сырья в Японию.