Склеп для живых
Шрифт:
– Дело в том, что я не помню, услугами какой фирмы воспользовалась, – призналась я.
– О, понятно, – протянула секретарша.
Мой рейтинг упал еще на несколько пунктов. Теперь секретарша поставила мне окончательный диагноз. И, боюсь, озвучь она его, моя нервная система не выдержала бы позора! «Вот теперь можно дожимать!» – решила я.
– Послушайте, а может быть, вы просто засунули конверт куда-нибудь и забыли про него? – подозрительно сощурилась я. – Давайте вместе поищем. Обещаю, я ничего не скажу Дмитрию Сергеевичу. Мне главное бумаги найти. Понимаете, они существуют в единственном экземпляре. И если мы с вами их не отыщем, работа целого отдела пойдет
Секретарша была настолько возмущена моим предположением, что у нее не возникло вопроса ни о том, что за документы я пересылала, ни что за загадочный отдел трудился над этими документами. Рассчитала я все точно. Как только она услышала предположение, что виновницей пропажи может быть она, никаких других вопросов больше в природе не существовало.
– Вы в своем уме, девушка? – забыв о приличиях, воскликнула она. – Да вы вообще понимаете, о чем говорите? Да как вы могли хотя бы предположить подобное? Чтобы я засунула документы непонятно куда, да еще и забыла о них? Это же полный абсурд!
– Что же в этом абсурдного? – удивилась я. – Ну, забыли про письмо. Ну, не помните, куда его убрали. С кем не бывает?
– Со мной не бывает! – возвысив голос до самого высокого регистра, взвизгнула секретарша. – Нет, вы не понимаете! Я никогда, ни разу в жизни не потеряла ни одного документа!
– Тем более, что тут особенного. Все когда-то случается впервые, вы не согласны? В этот раз вы впервые потеряли письмо, – успокаивающим тоном говорила я. – Не нужно так нервничать. Мы просто отыщем его вместе, а потом еще и посмеемся вместе. Главное, чтобы оно нашлось.
– Знаете что, с меня хватит! Я сыта по горло вашими бредовыми идеями и всей той чушью, которую вынуждена выслушивать на протяжении того времени, что вы здесь находитесь. Повторяю последний раз: ваше письмо в нашу организацию не поступало. Если бы было иначе, то оно непременно попало бы в руки директора. Причем в тот же день.
– Как вы можете быть в этом настолько уверены? – проговорила я. – И потом, чем вы можете это доказать?
– Чем? Че-е-ем? Да вот чем!
Секретарша раскрыла записную книжку и принялась тыкать ею прямо мне в лицо. При этом она непрерывно приговаривала, чеканя каждое слово:
– Вот. В этой. Книжке. Отмечены. Все. Доставки. За. Последний. Год.
– Что вы делаете? Успокойтесь. Да прекратите совать мне в лицо свои записульки. Я все равно не смогу ничего так разглядеть, – отбивалась я, продолжая играть роль «недалекой девицы».
Признаться, такой реакции я никак не ожидала. Мой расчет был на то, что, пытаясь доказать свою компетентность, секретарша просто покажет мне записи, и я смогу получить необходимую информацию без лишней крови. Но такое… В моей обширной практике такое происходило впервые. Внезапно секретарша осознала, что натворила. Мгновенно ослабев, она откинулась на спинку стула. Записная книжка выпала из рук. Краска стыда залила щеки. Мне и самой стало стыдно. Надо же было довести ни в чем не повинную женщину до такого состояния! Но на войне как на войне. Своего я добилась. Нужно было заканчивать представление. Подняв записную книжку с пола, я сочувственно произнесла:
– Ну, зачем так волноваться? Не стоит этого делать. Вот ваша книжка. Надо было просто показать ее мне, и все. Теперь я вижу, что у вас ничего не могло пропасть. Смотрите, какие точные тут записи.
Я говорила успокаивающим тоном, а сама листала записи, отыскивая ту, ради которой и был задуман весь этот спектакль. Пролистав записи до четверга прошлой недели, я прочла: девять двадцать, агентство «Фокс-экспресс», Данилов, для Д. С., отправитель
– Надо же, вы и фамилию курьера записываете? Это-то зачем? – удивилась я.
– Чтобы в случае чего было, с кого спросить, – устало ответила секретарша.
– А, понятно, – кивнула я и продолжила: – Куда можно книжку положить? А то затеряется.
– Кладите, куда хотите, – безучастно проговорила секретарша.
На меня она не смотрела. Я положила книжку ей на колени. Секретарша не реагировала. Краска со щек сошла, но вид у нее был не лучший. Мне не хотелось оставлять ее в таком состоянии. Подойдя к тумбочке, на которой стоял графин с водой, я налила половину стакана, поднесла секретарше и сказала:
– Выпейте это. Вам сразу станет лучше.
– Идите вы со своим сочувствием, – вяло ругнулась секретарша.
Она отвернулась к окну, а я, постояв еще секунду, направилась к выходу. У самого порога я задержалась.
– Простите, что пришлось вас расстроить. Я знаю, что вы не могли потерять моего письма. Ведь его просто не было.
Я понимала, что произношу эти слова напрасно, но ничего не могла с собой поделать. Видно, в этот вечер нервы сдали не только у секретарши. Ее реакции на мои слова я уже не видела. Быстро сбежав по ступеням, я выскочила на улицу и помчалась к тому месту, где оставила машину. Идти предстояло два квартала, но сейчас это было только на пользу. Перед встречей с Захаровым нужно было взять себя в руки и избавиться от неприятных ощущений, оставшихся от общения с секретаршей.
Я шла бодрым шагом, анализируя свои впечатления. В конце концов, ну что такого произошло? Ну, вспылил человек. А из-за чего, спрашивается? Из-за того, что какая-то финтифлюшка нелестно отозвалась о его профессиональных качествах. Только и всего? Стоило из-за этого так нервничать? Ведь по большому счету та девица, которую я так старательно изображала, ничего другого сделать и не могла.
Как гласит поговорка? По себе людей не судят? А в жизни, скажу я вам, только так и происходит. Практически все люди судят об окружающих по себе. И причесывают их под свою гребенку. И поступков от них ждут именно таких, какие бы сами совершили. Разве нет? Естественно, да! Поэтому и секретарша психанула. Ведь она ждала от глупой девицы, вечно все забывающей и теряющей, признания ее, секретарши, непревзойденной педантичности. А разве девица могла это признать? Да ни за что на свете! Ну, не может человек, который сам никогда ничего не помнит и ни в чем не может быть уверен, понять, как это другой человек никогда ничего не забывает.
Это все равно, что заставить обжору поверить в то, что кто-то не хочет есть! Или заядлого мясоеда убедить, что овощная котлета ничуть не хуже свиной отбивной. Или ленивца заставить признать, что каждому необходимо трудиться. Или лежебоке внушить, что физические упражнения гораздо приятнее дневного сна. Или… Ой, да мало ли этих «или»? Перечислять замучаешься.
И в том, что каждый человек старается убедить другого, что его мнение самое правильное, нет ничего из ряда вон выходящего. Следовательно, секретарша вспылила не столько оттого, что я ей говорила, сколько оттого, что кто-то не соглашался с ее мнением. А значит, не особо я перед ней и провинилась.