Сколько стоит человек. Повесть о пережитом в 12 тетрадях и 6 томах.
Шрифт:
Впрочем, своих взглядов он никому не навязывал.
Каково же было мое удивление, когда однажды он пришел ко мне, принес книги Льва Толстого, которые брал у меня, и сказал, что уезжает. С чего бы это вдруг? Ведь у него нигде и никого нет. Нет и другой профессии. Он шахтер, и притом хороший. На шахте его ценят. Так в чем же дело?
А «дело» оказалось вот в чем.
Умер Сталин. Убрали Берию, Абакумова и прочих палачей. Ликвидировали большую часть лагерей, выпустили на волю многих невинно пострадавших невольников — жертв сталинского произвола. Злой туман, в котором так долго задыхалась вся страна — многострадальная родина — рассеялся, и, как
И задумал Гаращенко сделать то, на что наша Конституция дает нам право: устроить храм Божий. Нет, не церковь и не часовенку даже, а просто маленькую молельню, где бы верующие могли собраться, помолиться, совершить христианские обряды. В Норильске было много, очень много старушек, приехавших к своим сыновьям, дочерям, отбывшим срок заключения и не получившим право вернуться на родную сторону. Эти старушки сильно тосковали без привычного для них богослужения. Домик — небольшой балок — был подготовлен. Нашелся священник, готовый в свободное от работы время отправлять церковную службу. И средства, главным образом свои сбережения, предоставил Гаращенко для этого, как думалось ему, доброго дела.
И тут… Трудно даже себе представить, что тут произошло! «Кто подослал? Кто стоит за этим антисоветским актом? Кто субсидирует эту гнусную провокацию?»
За него принялись кагебешники. При обыске у него изъяли богатую коллекцию фотоснимков с икон древнерусских мастеров и уникальное собрание иллюстраций Гюстава Доре к «Божественной комедии» Данте… И допросы, допросы, допросы…
— Вы этого себе и представить не можете, Евфросиния Антоновна! Только увидев своими глазами, можно этому поверить. Это татарская орда, только и ожидающая зеленой травки, чтобы ринуться на Русь. Все осталось прежним — кадры, архив… При первой возможности «орда» ринется! Я решил спасаться бегством, хотя уверен, что преследовать они будут и впредь.
Я смотрела ему вслед и удивлялась: такой умный, рассудительный человек — и бежит без оглядки. На него, может быть, ножкой топнули, а он — в панику!
Значение песни ему невдомек. Он весел, как был и с почину, И, видя, как он от догадки далек, Певец продолжает былину…Я была не менее беспечна и доверчива, чем князь Канут. Я шла свои путем, не думая о том, что…
Тот меч, что он завтра вонзит тебе в грудь, Сегодня уж он его точит!«Чистый» паспорт
Я была бесконечно далека от мысли, что я уже «взята на мушку» и что кто-то готовится нанести мне удар. Напротив, на последнем отрезке моего шахтерского пути далеко не все было черного цвета. Наш профсоюзный босс сам, по собственной инициативе обратился ко мне:
— Срок вашего поражения в правах истек уже два года тому назад. Отчего вы не заключаете договор? Ведь это даст вам право на множество льгот!
— А я и прежде не считала себя менее достойной, чем теперь. Мною брезгали. Это правда обида. Притом абсолютно назаслуженная. Что же касается льгот… Эх, в этих ли льготах — счастье?
Так стала я членом профсоюза.
И
— Поздравляю вас с чистым паспортом! — сказала мне женщина в милиции, вручая мне паспорт без ограничений, обусловленных параграфом 39.
— Получается, сначала наплевали в лицо, затем дали утереться и поздравили, что плевок стерт, — сказала я, пожав плечами.
Женщина посмотрела на меня пристально и почему-то добавила:
— Прежде я работала в отделе кадров и видела ваше личное дело, но только лишь теперь вижу вас в лицо.
Корни высших степеней
Как-то я, уже в рабочей робе, зашла в кабинет начальника шахты, чтобы дежуривший в ночь заместитель Левченко подписал мне путевку на взрывные работы.
Вокруг стола сидели начальники участков — все молодые инженеры — и дружно ломали себе головы над вопросом: как извлекать корни высших степеней? Никто дальше квадратного корня не кумекал.
Постояв некоторое время за их спиной и видя их тщетные усилия, я взяла карандаш и показала им, как это делается.
«Не в премии дело…»
Однажды, зайдя к Мусеньке Дмоховской, я застала ее в полном отчаянии. Она мне объяснила, в чем причина:
— К Октябрьским праздникам меня не премировали…
— О Боже мой, да стоит ли из-за такого пустяка расстраиваться? Представьте себе, меня однажды премировали отрезом зеленого панбархата на платье, черт возьми! Я его и брать не стала! Подарки, говорю, могли мне делать папа с мамой, или те, кого я могу, в свою очередь, отдарить. Кичина, начальника участка коммунистического труда, премировали… брюками! Когда-то я своего конюха «премировала»: к Рождеству — зимним, а к Пасхе — летним костюмом. Уж я или вы как-нибудь сможем купить то, что нам надо.
— Ах, да как вы не понимаете! Не в премии дело, а в том, что если не премировали, то это значит, я взята на заметку. Наверное, они узнали, что папа сидел по пятьдесят восьмой статье. Боже мой! Что теперь будет?
«Что за нелепость? — думала я. — Какое отношение имеет прошлое ее отца к тому, что ее обошли очередной подачкой?»
Страшению моря царевич не внял, Не внял на великое горе, Спускает ладью он на пенистый вал Ой море, ой синее море!Хочу оставить о себе добрую память
Год 1959-й — последний год моей заполярной эпопеи — подходил к концу. В конце ноября ко мне пришел наш профорг. Дело в том, что на Угольном ручье, в районе шахт и рудников, был построен огромный кинотеатр — больше чем на тысячу мест — для шахтеров и рударей. В первый раз там проектировалась грандиозная новогодняя елка и «встреча». Зал был огромный, но надо было его чем-нибудь украсить, чтобы не был он похож на сарай.
— Я слышал, Евфросиния Антоновна, что вы умеете рисовать, — обратился ко мне профорг. — Выручите нас! Мы вам приготовим рамки с натянутым холстом, обеспечим клеевыми красками, и вы нарисуйте что-нибудь на сказочные темы! Уж сами что-нибудь придумайте! Руководство шахт и рудников так вас просит! Вам заплатят ваш средний заработок…