Скользящие в рай (сборник)
Шрифт:
Прежде чем сесть, я нагнулся к ней, чтобы, как обычно, поцеловать в щеку, но она отвернула голову, подставив мне вместо щеки ухо, и я не стал его целовать.
Я сказал, что она похорошела, но ей не понравился мой комплимент, честное слово. Подошел официант.
– Что брать? – спросил я у нее.
– Бери что хочешь.
Отлично. Я заказал жареный сыр и кружку пива. Она – кофе.
– Только имей в виду, – сказал я, – что денег у меня нет.
– Пустяки, – сказала она.
Ну, раз платит
– Сами выберете? – угодливо поинтересовался официант, который пять минут назад недоверчиво разглядывал мои мятые джинсы и небритую физиономию.
– Нет, – ответил я, – никогда их не ел, поэтому доверяю это дело вам. Возьмите самого жирного.
Я попробовал развалиться в кресле, как все, но для этого требовалось, наверное, какое-то особое состояние духа, и в итоге сполз на край, положив локти на стол. Она не смотрела на меня, только поглядывала как бы невзначай, чтобы понять, во что я превратился. Через минуту-другую опять закурила.
– Ну? – спросил я, когда принесли пиво.
Она пригубила кофе, обожглась, протерла губы салфеткой. Потом сказала:
– Ты бледный… осунулся…
– А-а, просто перебрал накануне.
– Вот как?.. Ну да… А ты изменился… Нашел работу?
– Нет.
– Почему?
– Я не хочу работать.
– Вот как?.. Почему?
– Это трудно объяснить. Сам не знаю. Не хочу, и все.
– Но надо же что-то делать?
– Кто сказал?
– Надо зарабатывать деньги.
– Это да, надо.
– Тогда ты должен работать.
– Нет.
– Что значит – нет?
– Не должен.
– Надо работать. Ты как во сне.
– Зачем?
– Не понимаю.
– И я. Видишь ли, милая, самое лучшее бывает именно во сне. Там все улаживается само собой. И пробуждение воспринимается как досадная несправедливость.
– Ты тунеядец.
– Нет. Точно нет… Ну, просто я не знаю, что делать… – Кажется, я замолчал, обдумывая выскочившую фразу. Потом закончил: – И это состояние мне нравится.
Мы уставились друг на друга: она – с недоумением, я – в ожидании омара.
– Ты хоть немного скучаешь по мне? – спросила она и затянулась сигаретой.
Наверное, надо было соврать, но я не смог, потому что стоит мне только задуматься, каксоврать, чтосоврать, и правда прет уже из меня, как блевотина, и я ответил:
– Нет, родная, я тебя забыл.
Это был опасный шаг. Она знала, что я всегда говорю правду, и даже покачнулась, как будто моя фраза ударила ее в грудь. Надо было соврать, распустить любую чушь, надо было сказать ей то, что она хотела услышать, и тогда бы у нее не осталось сомнений, а это важно для доброго разрыва. А так я уязвил ее самолюбие, занес бациллу неопределенности, то есть с пьяной дури встал на лучший
– Вот как? – сказала она дрогнувшим голосом и замолчала.
Тогда я спросил:
– А у тебя, надеюсь, все в порядке? Как ты устроилась там… ну-у…
Ей не хотелось говорить об этом, и она отделалась парой общих фраз, из которых следовало, что все хорошо. Мне принесли второе пиво.
– Да ты не бойся, я не несчастный, – усмехнулся я.
– Но и «счастливым» таким я тебя не припомню. Ты, кажется, начал выпивать?
Я лихо, как мне виделось, отхватил сразу треть пива. Беспечно подмигнул:
– Зачем ты меня вызвала? Хочешь что-то сказать?
Она собиралась ответить, посмотрела поверх меня.
Я обернулся. Сверкая наирадушнейшей улыбкой, к нам энергично несся лысый, загорелый человек с солидным брюшком под дорогим костюмом. Я сразу понял, что это и есть выбор моей жены, хотя никогда его не видел. Он чмокнул ее в щеку и протянул мне худощавую руку с болтающимися на ней дорогущими часами. Он смотрел так, словно уже устал ждать встречи со мной.
– Эдуард.
Ну как не пожать руку человеку, умыкнувшему у меня жену и накрывшему такую замечательную поляну с пивом и омарами, человеку, столь доверительно взиравшему на меня из-под приветливой улыбки, привычно отпирающей чужие сердца, которая словно говорила: какой ты милый, давай будем дружить. К тому же омар прибыл.
Эдуард сел рядом с ней, попросил кофе и, не снимая улыбки, спросил:
– Так как, дорогая, ты уже все сказала?
Она еще больше выпрямилась, сцепила руки на коленях и проговорила, несколько окаменев взглядом:
– Дело в том, что мы с Эдуардом собираемся уехать за границу месяца через три и вот хотим просить тебя оформить развод, срочно, ну, то есть по обоюдному согласию, потому что нам надо успеть расписаться до отъезда. Как ты на это смотришь?
Я пожал плечами, пожирая омара. Эдуард мягко положил ладонь на ее кулаки.
– Понимаешь, я хотела по-хорошему. По-человечески.
– Мы не будем ничего делить, – вмешался Эдуард, – и все оставляем вам. Все: мебель, машину, имущество. От вас только требуется добровольное согласие. Ну как?
– Ты уедешь, и мы больше не увидимся? – спросил я ее, точно зная, что этого спрашивать не следовало.
Она сразу растерялась.
– Мы?.. То есть… Почему? Мы вернемся через два года… А что?..
– Да все хорошо, ребята, – заверил я с набитым ртом. – Как хотите.
– И у тебя… никаких претензий? – тихо спросила она.
Я улыбнулся и ничего не ответил. О каких претензиях она думала?
– Будете что-нибудь еще? – жизнеутверждающе поинтересовался Эдуард. Его улыбка обещала мне второй ужин. Она прямо-таки накрыла меня.