Скользящие в рай (сборник)
Шрифт:
– Это ты убери. Этого ни я, ни мать, ни Дашка, этого мы не любим.
– Да?.. – Бутылка моментально соскользнула назад в портфель. – И я тоже… Вроде полагается… вот и взял…
– Никогда н-не бери. Выпивающий, что ли?
– Я? Нет. Только по праздникам.
– По праздникам разрешается, – наставительно заметил мужичок. – А нам с тобой до праздника еще познакомиться надо.
Не сходя с места, он зацепил ногой второй стул, ловко подтянул к себе и сел на него, чуть развалившись, но без важности
– Ладно, Егор, как жизнь мыслишь?
– Что? – не понял жених.
– Ну, жизнь мыслишь как? – повторил он, словно от перестановки слов вопрос становился понятнее.
– Это самое, – сказал Егор, – хорошо.
– Хорошо-то хорошо. Это нам всем приятно. А вот какая в тебе мечта имеется?
– Ну какая? Пожениться… дети там… внуки…
– Эх, Егор, – мечтательно протянул Семен Кузьмич, – разве ж это мечта?
– А что тогда мечта?
– Мечта – это… это такая штука бродяжья. Это ж одним словом не скажешь.
– Ну а как же тогда?
– Вот представь-ка себе: поле, лесок в окоёме… темнеет, потому что в нем елок и всяких других темных растений всегда очень много. А по небу облачки тянут – и такие, и эдакие. Всякое себе на уме. И вот так речка, прямо вот под тобою, прям так, зараза, сверкает алмазно, что дух захватывает. Птицы, сверчки. Деревня позади. Вот сидишь и смотришь.
Сказал и умолк. Весьма кстати из настенных часов донесся шорох, и электронный голос прокуковал пять раз. Семен Кузьмич сидел прямо и глядел на Егора деревянным оком, как бы спрашивая его: «Понятен тебе мой интерес?» – но Егор не понимал. Он хотел только жениться, рожать детей, внуков, и в этом искренне усматривал признаки нормальной людской мечты, понятной и приятной, как ему думалось, любому. Однако что-то сказать было надо, и он сказал:
– М-да-а.
Мужичок встрепенулся от звука голоса и заулыбался, довольный:
– Или вот еще. Идешь по селу. Смеркается… А? Хорошо? Вот чего хорошо-то!
– Да, – подтвердил Егор, – хорошо.
– Выходит, ты меня понимаешь, парень? – обрадовался Семен Кузьмич и, возбудившись, даже вскочил с места. – Вот так идешь… Эх!
И прошелся по комнате, будто по сельской улице вечерком, по передам, мимо изб, усадеб соседских, выкидывая ноги перед собой расслабленно, лениво, а ноги-то – в сапогах! Откинул со лба незримые космы. Все представил, как наяву!
– Вот – мечта! – объявил он, хлопнул в ладони, дал чечетку и добавил с оттенком легкого недоумения в голосе: – А ты го-го-говоришь, вали-вала.
– А что? – жалобно удивился Егор.
– Видишь чего-нибудь?
– Где?
– Мечта – это когда видишь. Ну, посмотри: вот река, вот небо. Видишь? Поле желтое. Трактор в поле – тыр-тыр-тыр. Тыр-тыр-тыр.
Не думал Егор, что отец у Дарьи с такой причудью, но деваться некуда, каков уж есть, поэтому сказал:
– Да.
– Ну. Слышишь, а не видишь. Надо видеть.
– Не вижу, – честно признался Егор. Его вообще отличала предельная честность во всем, даже в самой малости, и оттого трудно было ему заставить себя признать то, чего на самом деле нет.
– Ну вон же поле, речка. – Мужичок схватил Егора за руку и потащил к окну. – Глянь, сколько неба, а? А под ним лес, речка.
– Вы знаете, Семен Кузьмич, гаражи вижу и детскую площадку. Все. Нету полей.
– Ну как же нету, родной? Ты сам-то откуда будешь? Городской, что ли?
– Да как сказать… Из Шарии под Костромой, может, слыхали? У нас там город не город, село не село, а так, что-то между.
– Ну и как там у вас?
– Вот… – Егор задумался. – Забор родителям поставил. Из старых досок. Нулевые затраты, получается.
«Ну, про забор сказал, водку показывал, осталось про брюки», – уныло подумал Егор.
– Это хорошо, это здорово! Это нам близко! Вот ты когда про забор думаешь, у тебя вот тута, – он смял пятерней рубашку на груди, – тута вот елозит?
Егор честно задумался и неуверенно ответил:
– Кажется… елозит.
– Ага! – Семен Кузьмич аж подскочил на месте. – Елозит! Елозит! А говоришь, мечты н-н-нет, вали-вала. Ну давай, подумай.
– О чем?
– Есть у тебя в Шарии леса?
– Есть.
– А поля?
– Тоже есть.
– Чего ж ты мне голову-то морочишь?! Леса есть, поля есть, а мечты, значит, нету? Человек без мечты не может. Он без мечты сухой, как по-по-полено, валивала. Ну давай попробуем еще разок: поле видишь?
Егор зажмурился и представил себе клеверное поле, расстилавшееся сразу за огородом соседки.
– В-вижу, – ответил он, не раскрывая глаз.
– О-от! А речку?
Где-то на горизонте поле сползало в узкую речку Темь.
– И речку вижу! – почему-то завопил Егор.
– Ну вот! А говорил, что мечту не видишь. А теперь открой гл-глаз-за, вали-вала.
Егор открыл.
– Видишь теперь это все?
Ври не ври, а правда вот она, и Егор понуро ответил:
– Нет, теперь не вижу.
– Эх ты! – Семен Кузьмич вытянулся в струнку и выдавил воздух через трепещущие от возмущения ноздри. – Да как же тебе дочь родную отдать, раз ты мечты не понимаешь? – возопил он надрывно и даже руки поднял, как бы призывая небеса взглянуть на такое безобразие.
– Хорошо, хорошо, – засуетился Егор, ужасаясь тому, как уже дает первую трещину его даже еще не состоявшийся брак, – давайте опять попробуем. Вот поля…
– Ну что поля, – разочарованно махнул рукой будущий тесть.