Скорая развязка
Шрифт:
Г а л я. Ни капельки. Зато люди приветливые, щедрые.
М и т я е в. Это есть. По-сибирски опять же.
Г а л я. Я познакомилась с вашими доярками. Чо да почо, а гляжу на них, самой работать хочется.
М и т я е в. Как же мне Дарью Софроновну увидеть?
Г а л я. Вы к ней за деньгами?
М и т я е в. Наоборот, долг принес.
Митяев уходит.
Г а л я. Вера, входи. Он ушел.
Входит В е р а.
В е р а. Разговор у них какой-то нашелся. Ну,
Г а л я. Верочка, а никак уж нельзя вернуть Степана Дмитриевича в школу?
В е р а. О чем ты с ним говорила?
Г а л я. Он, по-моему, честный человек.
В е р а. Прямой — лучше сказать. Какой-то неудобно прямой. Когда я приехала сюда, он работал в колхозе на тракторе и учился. Я его и знать-то не знала: ватник да кирзачи. А потом кончил педучилище заочно, пришел ко мне в школу, и мы с ним почти в первый же день рассорились. Вот-вот начало учебного года. Веду педсовет. Обсуждаем, как добиться однообразия прически у девочек. Одни предлагают всем косы, другие — короткие прически, третьи еще что-то. Вдруг встает этот Митяев и говорит: надо остричь всех под первый номер, и будет однообразие. И сорвал обсуждение. Так ничего и не решили. И до сих пор не решили. Да после этого и решать как-то неудобно. Или на своем уроке математики вдруг начнет читать стихи. Лермонтова или Маяковского. Когда мне сказали об этом первый раз, я просто не могла поверить. Спрашиваю его самого, думаю, станет отпираться, а он, нимало не смутясь, говорит — читаю. Запретила. Строго-настрого. Проводит открытый урок и — что бы ты думала — начинает его со стихов. И всегда, говорит, буду так. Есть, говорит, дети в классе, которые ненавидят математику и весь свой век будут сторониться ее. Склад ума у них не математический. И слава богу, говорит: нам нужны не только Лобачевские. Пусть-де такие дети через стихи полюбят своего учителя. И наверняка станут думать о его предмете. Ой, что-то, Галя, не то я говорю совсем. Не то. Говорю одно, а в голове путаница и забота. Сильно я, Галка, изменилась за эти годы?
Г а л я. Ты, Вера, изменилась не за годы, а на моих глазах, за последние недели. Чем-то встревожена, то весела, то вспыльчива. И с Иваном Павловичем неровна.
В е р а. Да. Да. Я хочу ему что-то сказать и не могу. Мне все кажется, что он последнее время делает, думает, говорит что-то несогласное с моей душой…
Входит В е д у н о в.
В е д у н о в. Здравствуйте, сестрицы-голубицы.
Г а л я. Здравствуйте, Иван Павлович.
В е д у н о в. А я, понимаете ли, совсем потерял голову. Ну, просто не знаю, как быть. Вот опять от Пылаева.
В е р а. И что? (Живо.) И как он?
В е д у н о в. Не могу понять этого человека. И боюсь понять. Ну просто фанатик, одержимый своей идеей. Ему кажется, что если он не даст очередной фонтан нефти к зиме, вся экономика страны пойдет прахом. Конечно, мир потрясен энергетическим кризисом, но у нас плановое хозяйство, и мы застрахованы от неожиданностей. По-моему, вся эта пылаевская судорога совсем ни к чему. Понимаете ли, приезжаю сегодня на Пойменский кордон, а они в три бензопилы гуляют по лесу. Да кто так может: валят и вперемежку с грунтом мостят дорогу к Иленьке. Нет, кондовый лес — и в болото.
В е р а. И ты наверняка спорил. Расстраивался.
В е д у н о в. Но неуж согласиться.
В е р а. Ванечка, миленький, да ведь не для себя люди-то стараются, сам только что сказал: большими масштабами мыслит. Тебе вредны отрицательные эмоции.
В е д у н о в. О масштабах не спорю, но рабочие согласились со мной, что неразумно вот так губить лес.
В е р а. Но ты не расстраивайся. Я не люблю, когда ты расстроен. Мне тоже плохо, но давай рассудим спокойно. Конечно, гибнет привычное нам…
В е д у н о в. Вера, ты что-то не так понимаешь. Ведь и Пылаев согласился со мной. Дал слово, что прекратит всякие порубки. Дал слово, а веры у меня не оставил. И неспокойно, тревожно.
В е р а. Я же знаю, Ваня, когда речь идет о деревце, о травке или малой пичужке, ты всегда немножко преувеличиваешь. А ведь человек — хозяин природы и имеет право активно вмешиваться в ее дела. Беречь, конечно, надо, но уж не так болезненно.
В е д у н о в. Верочка, да ведь из береженого сколь ни бери — не убудет. Заслуга, конечно, не в том, чтобы накоплять, а в том, чтобы сохранять, потому как в мире все подвержено разрушению. Вот к тому и сказал, а уж ты сразу — болезненно.
В е р а. Ну извини, извини, может, не то слово. Мне тебя жалко, Ваня. Весь ты измученный, затурканный, даже зеленый какой-то. Ведь если все беречь, так поберечь надо и себя. Ну?
В е д у н о в. Да я и правда устал. И вот еще. В село прибывает новая партия рабочих. Может, ты маленький-то корпус сдашь геологам. На лето. До осени. Так же пустовать будет.
В е р а. Этого еще не хватало. А ремонт?
В е д у н о в. Верочка, послушай, пожалуйста. Прежде всего — мы должны помочь людям. Это раз. Второе. Ты сдашь им маленький корпус, а они помогут стройматериалами и вывезут, к примеру, из делянки твои дрова.
В е р а. Ты погляди, Галка, муж-то у меня — гений. Да разве я додумалась бы сама? Ни в жизнь. Нет, он все-таки не зря ходит в председателях. Дай я тебя поцелую.
В е д у н о в. Вот и Пылаев просил тебя зайти к нему. Хоть сегодня, хоть завтра. Но чем быстрей, тем лучше. Я думаю, надо принять предложение геологов.
В е р а. Боже мой, да конечно. Ведь это думай, так не придумаешь. А что, если я сейчас же и отправлюсь к нему? Нет, нет. Ты с этим своим лесом и меня расстроил. На тебе лица нет, и я небось не лучше. Уж тогда завтра. На свежую голову.
В е д у н о в. Я все эти дни вижу и второпях забываю спросить, почему у нас амбарушка-то не заперта?
В е р а. Нет, ты даже не представляешь, Ваня, какую ты ценную идею выдал. Завтра же я схожу к этому легендарному Пылаеву, и, как у каждой порядочной школы, у нас будет свой шеф. Ну, Ведунов, ты — редкость.
В е д у н о в. Мы обедать сегодня будем? Мамаша?
В дверях появляется Д а р ь я С о ф р о н о в н а.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Пора за стол. Давайте здесь отобедаем. Там у меня чадно. Кошка, Ваня, из дому сбежала. Третий день не кажется. Опять не к добру.
Накрывают на стол.
В е р а. Почему опять? Вы, мамаша, вечно беду какую-то предрекаете. И я ее волей-неволей ожидаю, эту беду.
Д а р ь я С о ф р о н о в н а. Беда-лебеда сама родится.
В е р а. И выходит, живу я не умом и не чувством, а предчувствием.
Садятся за стол обедать.
В е д у н о в. Ты знаешь, Верочка, геологи хотят сейчас же, летом, переправиться через Колодинские болота, форсировать Иленьку и начать буровые работы на правобережье. До зимы им этого не сделать. Не представляю. Не верю.