Шрифт:
Анатолий Павлович Злобин
Скорый поезд
Рассказ
Мы ехали на курорт.
Поезд был курьерский, он делал редкие короткие остановки, давал сильные гудки, плавно и быстро набирал разбег, и мы радовались его хорошему скорому ходу.
– Подумать только, через тридцать часов будем у моря. Будем жить в саду и брать виноград прямо с ветки, есть свежие овощи из огорода, валяться под солнцем. Из осенней дождливой Москвы перенестись к морю. Чудесно и удивительно. Подумать только.
Она говорила не переставая. Маленькая стройная женщина с широко раскрытыми мечтательными
Ее муж лежал на полке с книгой и почти не разговаривал после того, как прошел по вагону и с горестным видом доложил нам, что никто не играет в преферанс. В общем, мы считали, что нам повезло с соседями; только бы Вера Николаевна говорила чуть поменьше, и все было бы идеально.
В конце концов моя жена не выдержала, извинилась перед ней и забралась на верхнюю полку отсыпаться после тяжелых операций, которые ей пришлось вести в больнице весь последний месяц перед отпуском.
– Да, да, - живо сказала Вера Николаевна.
– Пора начинать отдых. Ведь мы едем в такую прекрасную страну, где главное занятие состоит в том, чтобы ничего не делать.
– Вера Николаевна была учительницей, поэтому она все объясняла.
А поезд неуклонно стремился вперед, в туманную пелену дождя. Незаметно подошел вечер. Мы выпили по стакану чая, который принес проводник в белой куртке, и стали укладываться на ночь. Полка мягко покачивалась в ритме движения вагона и убаюкивала, слышались долгие сильные гудки локомотива, мчавшего нас вперед, внезапно набегающий и плавно уходящий назад шум встречных поездов. Я слышал во сне гудки, и мне снился наш поезд, летящий вперед сквозь ночь. И на лбу локомотива горит ослепительный фонарь, разрывающий темноту.
Утром меня разбудило яркое солнце, бившее в окно. Поезд только что отошел от станции и набирал ход. Соседей в купе не было. Моя жена расчесывала волосы. Она увидела меня в зеркале и улыбнулась.
Зеркало с шумом сдвинулось в сторону. В дверях остановилась Вера Николаевна, в халате, с мыльницей в руках.
– Ах, простите, пожалуйста. Я не знала, что вы заняты туалетом. Вы просто не представляете, как я расстроилась. Подумать только, мы опаздываем уже на сорок минут.
– То-то мы стояли ночью, - сказала моя жена, зажимая губами шпильки.
– Вы тоже почувствовали это? Я три раза просыпалась оттого, что мы стоим. Но посмотрите, какое здесь солнце. В Москве никогда не увидишь такого солнца. И вот теперь у нас отнимают сорок минут солнца и моря, и мы бессильны перед этим.
– Дыни, дыни, - послышалось в коридоре, и в купе вошел муж Веры Николаевны с сумкой в руках. Он опрокинул сумку, и круглые желтые дыни раскатились по полке.
– Какие замечательные дыни, Юрик. Просто прелесть.
– Прошу отведать, - он сделал приглашающий жест рукой.
– Спасибо. После чая непременно, - сказала моя жена.
– Нашел одного партнера. Может, вы все-таки составите компанию для пульки. Все равно поезд опаздывает. Скоротаем время.
– С удовольствием. Но я не умею.
– Одна хорошая
– Он в самом деле не играет в преферанс, Юрий Петрович, - сказала моя жена, взяла полотенце и вышла из купе.
Поезд замедлил ход, с одной стороны замелькали красные прямоугольники вагонов. Вера Николаевна испуганно посмотрела в окно.
– Так я и знала, - сказала она.
– Мы выпали из графика и будем теперь простаивать на каждом разъезде. Отставание будет увеличиваться.
– Дыни, - крикнула моя жена, появляясь в дверях.
Но поезд уже набирал ход, и женщины с дынями лишь мелькнули в окне.
На следующей станции мы выбежали с Юрием Петровичем и набили сумки тугими круглыми дынями. Теперь дынь в купе набралось столько, что их пришлось перекладывать на верхние полки, чтобы они не мешали сидеть. Поезд быстро двигался по нескончаемой плоской равнине.
– Может, мы еще войдем в график, - сказала моя жена.
– Я просто не верю в такое счастье, - обрадованно подхватила Вера Николаевна.
– Вы не представляете, как я истосковалась по морю. Я решила еще в Москве - сразу с поезда брошусь в море. И теперь мое счастье откладывается на сорок минут.
– Ах, Вера, брось убиваться по пустякам, - сказал ее муж.
По коридору прошла высокая тонкая девушка, неся на ладони необыкновенно желтую дыню. Девушка машинально заглянула в наше купе и вдруг широко заулыбалась:
– Вера Николаевна, дорогая, вы тоже на юг? Как я рада, что вижу вас.
Вера Николаевна посмотрела на девушку и снова опустила голову.
– Увы, мы опаздываем, - только и сказала она.
– И вы знаете почему?
– девушка вошла в купе, поздоровалась.
– Как? Вы не слышали? Ничего не слышали? Перед самым Харьковым наш поезд переехал двух человек. От этого и случилась задержка.
– Что вы говорите? Не может быть?
– воскликнула Вера Николаевна.
– Я знаю точно. Муж и жена. Он был пьяный и не хотел уходить с рельс. Жена бросилась за ним, когда увидела поезд, и погибла вместе с ним. И мы стояли, пока суд да дело. Но мне начальник поезда сказал, что мы нагоним расписание. Мы едем в девятом вагоне, приходите к нам, Вера Николаевна. Мы взяли с собой Олечку. Обязательно приходите, - и она ушла, унося на ладони свою необыкновенную дыню.
– Какой ужас, подумать только, - сказала Вера Николаевна.
Мимо прошел проводник с пустым подносом.
– Товарищ проводник, - позвала моя жена.
Проводник вернулся и просунул голову в купе:
– Желаете чаек? Сколько принести?
Жена смотрела на меня.
– Говорят, ночью, перед Харьковым, был несчастный случай. Это правда?
– спросил я.
Проводник опустил поднос и с готовностью вытер руку о фартук:
– Пьяный один шел по путям. А может, не пьяный, а старик, теперь уж все равно. И с ним девочка лет двенадцати. Домой его вела, наверное. А мы как раз им навстречу. Они и растерялись от яркого луча. Девочка потащила его в сторону и в аккурат на наш путь. Тут уж ничего не поделаешь. Их при мне вытаскивали из-под третьего вагона. Так я отвернулся. На такое лучше не смотреть.