Сковорода ближнего боя
Шрифт:
И вот она возникла передо мной, так что волей-неволей пришлось поднять голову и посмотреть на нее снизу вверх.
Да как ни взгляни, я была полностью деморализована. Она сменила стрижку – раньше у нее был короткий ежик, теперь же волосы довольно пышно спускались до середины шеи. И цвет волос изменился – из брюнетки она превратилась в светлую шатенку. В глубине души я не могла не признать, что ей так лучше – нос при пышных волосах не казался длинным, и рот был не очень большой. В остальном Ольга не изменилась: по-прежнему была очень худа, чуть угловата – ну что он в ней нашел, в который раз задала я себе вопрос. И тут же напомнила сама себе, что теперь меня это уже не должно волновать.
И одежда… Тут уж мне стало совсем плохо. Курточка из нежнейшей кожи цвета молочно-орехового шоколада облегала фигуру, как будто ее собственная кожа. Вот если бы это была змеиная шкура, тогда бы я точно в это поверила.
Тут в голове всплыла какая-то важная мысль, точнее, не мысль, а отчетливое воспоминание. При нашем незабываемом скандале муженек и его мачеха напирали на то, что Ольга, дескать, беременна, и стало быть, только поэтому следует как можно быстрее поселить ее в нашем загородном доме – ребеночку, мол, нужен свежий воздух и все прочее…
Я в уме быстро прикинула: тест, конечно, покажет и десятидневную беременность, но мужчина обычно верит все же свидетельству врача. А тот с уверенностью констатирует беременность только недель в шесть… Будем считать, что Ольга не тянула время и тут же предоставила своему любовнику справку от врача. Да еще его убеждала, что ей нельзя делать аборт… Короче, понадобилось еще недели две. Уж я-то знаю своего мужа, он тугодум, небось долго привыкал к мысли, что в ближайшей перспективе может стать папочкой. Итого… я посчитала в уме: два месяца плюс пять, получается, как ни крути, месяцев семь беременности, ну может, чуть меньше.
И как это прикажете понимать? Любовница моего мужа была стройна как тополь, да что там, худущая она была, как спица от велосипеда. То самое место, в котором должен помещаться ребеночек, находилось прямо перед моими глазами, так что отпали всякие сомнения: живот был плоский как доска – это в семь-то месяцев!
Какие сволочи, они меня обманули! Точнее, Ольга в свое время обманула любовничка, но вот как он не взбрыкнул, когда узнал, что его провели, словно лоха? Невероятно…
– Здравствуй, Вова! – чарующим голосом сказала эта зараза и чмокнула его в макушку.
Вот интересно, в начале нашего знакомства я пыталась звать его Вовой, но мне было строго-настрого это запрещено, вплоть до полного разрыва. Его зовут Володя, твердо сказал он мне, и никаких Вов, Вованчиков и Вовастых! И я, разумеется, смирилась, даже прощения просила, если оговорюсь ненароком. Дура я беспросветная, надо было расстаться с ним сразу же, сейчас не сидела бы тут, чувствуя себя оплеванной со всех сторон!
Володечка с грацией молодого бегемота обежал стол и подвинул стул своей королеве, потом наклонился к ней и куснул в ушко, отчего она слегка поморщилась. С неизъяснимым злорадством я отметила, что на макушке у него просматривается плешь, как говорила моя бабушка, «от чужих подушек», вот уж точно.
До того момента Ольга старательно делала вид, что меня не замечает, теперь же, усевшись напротив, она посмотрела в упор и слегка подняла брови, повернувшись к Володьке. Тот, улыбаясь, развел руками.
Его извиняющаяся улыбка тотчас вывела меня из себя. «Прости, дорогая, – говорила она, – извини за это досадное препятствие нашему счастью. Придется немного потерпеть, пока я разберусь…»
«Ни черта ты не разберешься! – мысленно вскипела я. – Ты ее нарочно позвал, чтобы она все за тебя сделала!»
От такой мысли мне легче не стало, однако сил прибавилось. Я успокаивала себя тем, что все плохое, что могли, они уже сделали, теперь мне терять нечего.
Слабое утешение.
Ольга расстегнула курточку, но не стала ее снимать, показывая тем самым, что пришла сюда ненадолго. Сейчас она по-быстрому со мной разберется и пойдет дальше двигать карьеру, а я останусь тут – бедная, несчастная и никому не нужная.
Под курточкой у нее были джемпер – мягкий кашемир цвета опавшей осенней листвы – и бежевый шелковый шарф от «Гермеса», куда уж мне за ней с моим пестреньким платочком, купленным у тетки возле метро!
– Ты что тут делаешь? – прошипела Ольга сквозь зубы. – Чего расселась, как на собственном диване?
От неожиданности я поперхнулась, хотя кофе предусмотрительно решила недопивать, уж очень он горький, вдруг бармен туда яду добавил? Не поймешь, что за порядки в этом ресторане!
Да что она себе позволяет? Я посмотрела на Володьку, но он, разумеется, малодушно отвел глаза в сторону, предоставив нам самим разбираться.
– Не помню, чтобы мы с вами были на «ты».
Я хотела ответить этой нахалке спокойно-холодным тоном, но голос мой предательски задрожал, и из горла вырвалось какое-то невнятное блеяние.
Ольга откровенно хмыкнула, показывая, что от нее не укрылось мое смятение.
– Вроде бы приличный ресторан, а пускают всяких шлюх! – Она прошипела эти слова так, чтобы никто их не слышал, кроме меня и Володьки. Но тот усиленно смотрел в сторону и делал вид, что все происходящее не имеет к нему никакого отношения.
Я стала злиться по-настоящему. Какого черта? Сам мне позвонил, вызвал сюда для разговора. Нарочно хотел меня оскорбить? Я терялась в догадках.
Где-то в отдаленном уголке моих недоумевающих мозгов появилась здравая мысль – встать и немедленно уйти отсюда и общаться с этих пор с бывшим мужем только через адвоката, коего нанять буквально завтра с утра.
– Ну и видок у тебя! – продолжала, усмехнувшись, эта стерва. – По подвалам, что ли, валяешься?
– Владимир! – не выдержала я. – Уйми свою… наглую бабу, а то никакого разговора у нас не получится!
И как вам нравится? Эта скотина снова сделал вид, что ничего не видит и не слышит! Мне захотелось изо всех сил пнуть его под столом по коленке, а лучше – выше, так будет больнее. Но, боюсь, удар будет неточным.
– Ты, шалава подзаборная, – продолжала Ольга издевательским голосом, – нечего по сторонам оглядываться, никто на тебя не посмотрит, кому ты нужна-то, старая кошелка…