Скрипка неизвестного мастера

Дашевская Нина

* * *

Кешка и с самого начала не ожидал ничего хорошего от этого похода. Но как только открылась дверь — ему захотелось оказаться где-то совсем в другом месте. Скажем, на северном полюсе. Потому что перед ними стоял Шуруп.

— Здравствуйте, — приветливо сказал Михаил Соломонович и протянул ему руку. — Мы к Агнессе Филипповне.

— Пойдёмте лучше отсюда, — Кешка малодушно дёрнул его за рукав. Даже Таня — и та попятилась назад.

— Давно не виделись, — ухмыльнулся Шуруп. — Это к тебе! — бесцеремонно

заорал он вглубь квартиры, и пошлёпал в комнату, не оборачиваясь.

«Как же его зовут?» — мучительно вспоминал Кешка. «Не скажешь же — Шуруп!»

— Это наш математик. Которого из-за нас уволили, — прошептала Таня недоумевающему папе.

Тут появилась и Агнесса. Высокая, прямая как швабра. Да ещё и с усами. На ней были брюки и растянутый свитер. В высшей степени приятная особа. «Ну и семейка», — подумал Кешка.

— Проходите на кухню, а то везде бардак, — сказала она густым басом. — Да не вздумайте разуваться, у нас не стерильно!

Пришлось пробираться на кухню между какими-то коробками, хотя больше всего Кешке хотелось просто сбежать. Кухня оказалась странная. То есть обычная, но все стены исписаны какими-то формулами, вычислениями. Филиал дурдома.

— Ну и народу, — проворчала Агнесса и бухнула на стол четыре чашки. Кешка подивился их разнообразию: ему досталась с Гарри Поттером, Михаилу Соломоновичу — кружка с каким-то городом, Тигру — вообще с лягушкой вместо ручки; а вот Тане — неописуемая красота из тонкого фарфора; Кешкина мама такую бы продержала всю жизнь в серванте, не то что давать сразу незнакомым гостям!

— Студенты дарят, — усмехнулась Агнесса. — У каждого своё чувство прекрасного…

— Интересно, — улыбнулся Михаил Соломонович, — надо будет моим идею подать, а то в доме вечно чашек не хватает… Я тоже преподаю, — объяснил он.

— Где, если не секрет?

— В музучилище, класс скрипки, — объяснил Михаил Соломонович.

— Что ж, коллега, очень приятно, — голос суровой Агнессы потеплел; видно, к музыкантам она относилась с уважением. — Илюша! — крикнула она в комнату. — Конфеты принеси, у меня гости!

Это Шуруп-то — Илюша?! Кешка вспомнил: точно, Илья Сергеевич. Неужели это чудовище можно звать Илюшей?

— А мои ребята, признаться, знакомы с Вашим сыном, — решился сообщить Михаил Соломонович.

— Внуком, — поправила Агнесса. — Учились, что ли, у него? То-то смотрю, такие пришибленные сидят!

— Вот именно эта троица, если хочешь знать, на меня и настучала, — заложил их «Илюша», нимало не смущаясь. — Марков-Каспарян-Соловьёва, — и знакомым жестом ковырнул в каждого пальцем.

— Ах, вот оно что! — сверкнула глазами бабуля, и теперь все трое были готовы провалиться под землю. Да и Михаил Соломонович, похоже, с ними за компанию. Суровая Агнесса выдержала паузу, смерила каждого взглядом и вдруг изрекла:

— Ну и молодцы. Скажешь, нет? Тебя к детям на пушечный выстрел нельзя подпускать!

«Илюша» хлопнул дверью и ушёл, обиженный.

— Ужасный характер,

весь в меня, — даже с некоторой гордостью заявила Агнесса. — Но ужасно талантливый мальчик, ужасно! — И добавила в его сторону: — Не стой под дверями, Илья. Иди к нам, никто тебя не съест!

Чай вскипел. Агнесса, уже не казавшаяся такой ведьмой, заварила удивительно ароматный чай. Шуруп, как ни странно, действительно зашёл и сел в угол, отвернувшись к окну. На подоконнике валялись изгрызанные карандаши. Он тут же схватил из них и, как ни в чём ни бывало, продолжил художественную роспись обоев. Значит, формулы на стенах — его работа!

— Давайте ближе к делу. Рассказывайте, что у вас за отряд!

— Нас, в первую очередь, интересует блокадный Петербург, — взял себя в руки Тигр.

— Ленинград, — поправила его Агнесса. — Это, други мои, не совсем по адресу. Меня, слава богу, довольно быстро эвакуировали. Чудом. Мне семь лет было. А вот что дальше…

— Видите ли, — мягко перебил её Михаил Соломонович, — нас как раз интересует Ленинград. Даже довоенный. Тигран немного нафантазировал — на самом деле мы никакой не отряд.

— Не отряд? А что тогда? — удивилась Агнесса.

Неожиданно Шуруп повернулся и протянул Кешке салфетку.

— Попробуй, реши, — вдруг предложил он. На салфетке было накарябано какое-то уравнение. Кешка растеряно рассматривал её; а Михаил Соломонович продолжал:

— Мы ищём человека. Вернее, двух. Мальчишек, примерно Ваших ровесников. До войны они жили на Морской. Вы не знали никого с Морской?

— Морская — улица немаленькая, — ответила Агнесса и наморщила лоб.

— Я сейчас фотографию покажу. Вдруг?… Братья-близнецы, Кеша и Яша, — и Михаил Соломонович открыл сумку.

— Не надо фотографий, — вдруг остановила его Агнесса.

Она достала папиросу и не спеша затянулась.

Все молчали. Только Шуруп грыз свой карандаш. Агнесса выпустила клуб дыма (как дракон!) и показала папиросой на Кешку.

— Ну и повезло же Вам, что ко мне пришли. Вот она, фотография, сидит. Кешкин или Яшкин?

— Кешкин, — ответил Кешка, абсолютно не соображая, что происходит.

Она убрала ему чёлку лба и стала рассматривать, как какой-то неодушевлённый предмет.

— Надо же, — сказала она, наконец. — Через столько лет — как живой. Одноклассники мои, Кеха и Яха. В первый класс пошли вместе. Значит, выжили… Хорошие пацаны.

— Невероятно, — прошептал поражённый Михаил Соломонович. — Просто удивительно!

И он в очередной раз рассказал всю историю: про своего отца, появившегося в Ташкенте ниоткуда, и про то, как один брат потерял другого брата, про то, как он сам случайно познакомился с Кешкой, и что он, Кешка — и другие люди тоже — утверждает, что он, Михаил Соломонович, чрезвычайно похож на Иннокентия Михайловича…

— С ума можно сойти, — развела руками Агнесса. — Мексиканский сериал.

— Расскажите про них, — попросил Михаил Соломонович. — Что вспомните.