Скверное начало
Шрифт:
— Само собой, само собой, — мистер По похлопал Клауса по спине. — Ну хорошо, нам с Полли пора занять наши места. Итак, ни пуха ни пера, Бодлеры!
И мистер По ушел. Граф Олаф подтолкнул детей в середину сцены. Там толпились актеры, разбегаясь по своим местам, отведенным им в третьем акте. Судья Штраус в уголке повторяла вслух нужные строки из свода законов. Клаус оглядел сцену, выискивая хоть кого-нибудь, кто мог бы им помочь. Лысый с длинным носом взял Клауса за руку и отвел его в сторону.
— Мы с тобой будем стоять тут весь акт. И не вздумай валять дурака.
Клаус
Никакого интереса для вас нет, если бы я стал описывать, как в подробностях развертывалось действие этой пресной, в смысле скучной и глупой, пьесы Аль Функута. Пьеса никуда не годилась и для нашего повествования значения не имеет. Актеры и актрисы произносили очень вялые диалоги, передвигаясь в то же время по сцене. Клаус пытался встретиться с ними глазами, чтобы понять, можно ли ожидать от кого-нибудь помощи. Очень скоро он сообразил, что пьеса эта выбрана специально для осуществления злодейских замыслов Графа Олафа, а вовсе не за какую-то занимательность и для удовольствия публики. Клаус заметил, что зрители уже потеряли интерес к зрелищу и ерзают на стульях. Он перенес свое внимание на зал — не заметят ли оттуда, что на сцене творится что-то не то. Но человек с бородавками установил осветительную аппаратуру таким образом, что свет мешал Клаусу разглядеть лица, он видел только неясные очертания людей. Граф Олаф беспрерывно произносил очень длинные монологи, сопровождая их замысловатой жестикуляцией и гримасами. И ни один человек, судя по всему, не замечал, что все это время Граф Олаф не выпускает из руки рацию.
Наконец заговорила судья Штраус, и Клаус увидел, что она читает прямо из книги с законами. Глаза ее сверкали, лицо раскраснелось, это было ее первое в жизни театральное выступление, и в своем упоении она не замечала, что стала частью олафовского злодейского плана. Она говорила и говорила про Олафа и Вайолет, и как они будут вместе в болезни и в здоровье, в хорошие времена и в тяжелые, и всякое такое, что говорится тем, кто почему-либо решил пожениться.
Когда судья Штраус кончила читать, она повернулась к Графу Олафу и спросила:
— Согласны вы взять эту женщину в жены?
— Да, — ответил, улыбаясь, Граф Олаф. Клаус заметил, как Вайолет всю передернуло.
— А ты, согласна ты взять этого человека в мужья? — Судья Штраус повернулась к Вайолет.
— Да, — ответила Вайолет.
Клаус сжал кулаки. Его сестра сказала «да» в присутствии судьи! Как только она подпишет официальный документ, брак станет законным. И вот уже судья Штраус взяла бумагу у одного из актеров и протянула ее Вайолет, чтобы та подписала ее.
— Ни с места, — пробормотал лысый, и Клаус, думая о Солнышке, висящей на верхушке башни, замер, не смея шевельнуться, и только следил за Вайолет. Та взяла протянутое ей Графом Олафом длинное гусиное перо. Расширенными глазами она смотрела на договор, лицо ее побледнело, а левая рука, когда она подписывала бумагу, дрожала.
Глава тринадцатая
— А теперь,
В публике ахнули, некоторые актеры в изумлении переглядывались. Видимо, не все знали о замысле Графа Олафа.
— Этого не может быть! — вскричала судья Штраус.
— Брачный закон здесь очень прост, — заметил Граф Олаф. — Невеста должна только сказать «да» в присутствии судьи — а вы и есть судья — и подписать брачный договор, а все присутствующие, — Граф Олаф обвел рукой зрительный зал, — являетесь свидетелями, что она это сделала.
— Но ведь Вайолет еще ребенок! — воскликнул кто-то из актеров. — Ей еще не полагается выходить замуж.
— Полагается, если согласен ее законный опекун, — возразил Граф Олаф. — А я, будучи ее мужем, еще и законный опекун.
— Но эта бумажка не официальный документ! — возмутилась судья Штраус. — Это просто театральный реквизит.
Граф Олаф взял у Вайолет лист и передал его судье Штраус:
— Если вы посмотрите внимательно, то увидите, что это официальный бланк из муниципалитета.
Судья Штраус быстро пробежала бумагу, потом прикрыла глаза, глубоко вздохнула и глубокомысленно наморщила лоб.
«Интересно, — подумалось наблюдавшему за ней Клаусу, — у нее такое же выражение лица, когда она исполняет свои обязанности в суде?»
— Вы правы, — сказала она наконец, обращаясь к Графу Олафу, — к сожалению, этот брак действителен. Вайолет ответила «да» и поставила свою подпись. Да, вы ее муж, а потому имеете полное право распоряжаться ее состоянием.
— Этого быть не может! — послышалось из зала, и Клаус узнал голос мистера По. Тот взбежал по ступенькам на сцену и взял из рук судьи Штраус бумагу. — Это какая-то немыслимая чепуха.
— Боюсь, что эта чепуха является законом, — Глаза судьи Штраус наполнились слезами. — Прямо поверить не могу, как легко я дала себя обмануть. Сама я никогда не причинила бы вам вреда, дети. Никогда.
— Да, обмануть вас ничего не стоило, — с ухмылкой подтвердил Граф Олаф, и судья расплакалась. — Завладеть их состоянием оказалось парой пустяков. А теперь, прошу извинить, мы с женой отправляемся домой, у нас впереди брачная ночь.
— Сначала отпустите Солнышко! — закричал Клаус. — Вы обещали!
— Да, а где Солнышко? — спохватился мистер По.
— В настоящий момент крепко-накрепко увязана, — отозвался Граф Олаф. — Если вы простите мне маленькую шутку.
Глаза у Графа Олафа блестели особым блеском, когда он нажал на кнопку рации и стал ждать, пока крюкастый ответит.
— Алло! Да, конечно, это я, болван! Все прошло по плану. Вынь, пожалуйста, девчонку из клетки и доставь прямо сюда, в театр. Они с Клаусом должны еще выполнить кое-какие задания до сна. — Граф Олаф кинул на Клауса колючий взгляд: — Теперь ты удовлетворен? — Да, — спокойно ответил Клаус. Удовлетворен он, естественно, не был, но по крайней мере младшая сестра уже не болталась в клетке на верху башни.