Сквозь тайгу к океану
Шрифт:
Приближаясь к командиру соседнего отряда, Арсений был внутренне напряжен. Недоброе предчувствие становилось все сильнее, и он слегка тряхнул рукой и обрел б'oльшую уверенность, почувствовав в ладони шероховатую рукоять нагана.
Буйлов стоял, нагнувшись над своим мертвым вестовым, и делал вид, что пытается привести его в сознание. Однако такому тертому жизнью парню, как Сеня, сразу было видно, что лежащий на земле партизан уже труп и Буйвол попросту валяет ваньку. Лежащий неподалеку другой парень издал какой-то нечленораздельный хрип. Он был еще жив, и сквозь ресницы наблюдал за действиями своего лукавого командира. Из последних сил он попытался предупредить
Быстро просунув ствол револьвера под мышку левой руки, Буйлов выстрелил, однако Арсений распознал его уловку и два выстрела грянули почти одновременно. Сеня успел уклониться и уйти вправо, поэтому пуля предателя просвистела мимо. Зато выстрел молодого партизана попал в цель. Пуля пробила Буйлову поясницу и застряла в животе. Взвыв от страшной боли, тот, свернувшись калачиком, стал кататься по окровавленному снегу.
– Это они стреляли в нас, – прохрипел раненый партизан.
– За что они вас? – спросил Сеня.
– Деньги колчаковские прятали, – слабеющим голосом прошептал раненый. – Берегись!
Арсений увидел, как раненый Буйлов, лежа на спине, оскалившись как волк, целится в него из револьвера.
– Умри, сука! – Сеня всадил в гада еще пару пуль, и тот, вытянувшись во весь рост, затих.
– Ну ты как, выкарабкаешься? Сейчас я тебя перевяжу, – Арсений стал расстегивать полушубок парня.
– Нет, братишка, мне скоро хана, – побелевшими губами произнес раненый. – Они заставили нас закопать золотишко и монеты возле гиляцкого холма, якобы чтобы впоследствии передать командованию красных. Там песчаный грунт, и мы шашками выдолбили яму, а они на обратной дороге нам в спину выстрелили. Я, правда, успел этому холую, его ординарцу, из обреза пулю всадить, да, вишь сильно уязвил он меня, падла. Помираю я. Передай весточку в мою деревню, жена у меня там и дочка, что, мол, здесь Петро сгинул.
Парень, уже шепотом, стал рассказывать о том месте, где они зарыли клад. Через некоторое время он потерял сознание и умер на руках у Арсения.
Вот так, сам того не ожидая, Сеня стал хранителем тайны.
Павших ребят он закидал валежником, а трупы двух душегубов оставил на усмотрение обитателей тайги. Солидную часть золотых монет он нашел в седельной сумке и карманах Буйлова. Хорошенько подумав, Сеня решил скрыть все знаки своего присутствия и тщательно замел лапником следы.
Арсений лишь один раз был возле этого гиляцкого холма, который являлся остатками какого-то древнего городища, но парень имел отменную память и хорошо представлял то место, где зарыт клад. За свою короткую, но полную событиями жизнь молодой партизан одно время увлекался мистической литературой и даже пробовал овладеть гипнозом. Его сильно смутило то, скольких людей уже успел погубить этот чертов клад. Он решил пока не трогать это недоброе золото. Сумму, изъятую у Буйлова, он прикопал неподалеку в заброшенной лисьей норе и направился по месту следования. Передав поручение, он вернулся в свой отряд. Арсений умел держать язык за зубами. Вскоре шум по поводу гибели командира Буйлова и троих его ребят утих, все списали на проклятых хунхузов.
Шмон в борделе
Записка, оставленная партизанами в условном месте для белогвардейской контрразведки, возымела свое действие. К посещению хунхузского логова готовились как белые, так и партизаны. В первых числах китайского Нового года, ночью, в предрассветных сумерках, отряд белых и два десятка казаков-калмыковцев окружили заимку, где всю ночь веселились китайские «лесные братья». Перепившись водки «ханьчжи» и обкурившись опиумом, после утех с девками, краснобородые бандиты крепко спали.
Белые попытались снять часовых, но сделали это неудачно и, в поднявшейся суматохе, защелкали выстрелы. Контрразведчики ворвались в помещение и стали палить во всех, кто шевелился. Хунхузы отчаянно сопротивлялись, отстреливаясь и отбиваясь топорами. Все, кто выпрыгивал из окон, пытаясь скрыться, попадали под шашки лютых калмыковцев. Отчаявшись или находясь в наркотическом полубреду, кто-то из хунхузов кинул в белых гранату. Взрывом разворотило печь и начался пожар. Люди выскакивали из горящего дома под пули контрразведчиков. Когда, охваченный огнем, дом уже пылал как факел, в живых остались пять разбойников и две женщины. Белые потеряли пятерых солдат и офицера. Был тяжело ранен кто-то из казаков.
– Ваше благородие, – доложил унтер-офицер, – да тут одни китайцы и шлюхи. Это бордель и опиокурильня.
– Сам вижу, болван, – сердито проговорил офицер, командовавший отрядом. – Грузи всех на сани. Там разберемся.
Из зарослей на опушке ближнего леса за этой картиной, посмеиваясь, наблюдали партизаны.
Когда отряд карателей выстроился в походную колонну, партизаны ударили по ним из пулемета и дали пару залпов из винтовок. Те, кто выжил после внезапного нападения, залегли и стали отстреливаться.
– Закругляемся, – приказал Андреич.
Он, не без оснований, опасался, что к белым из города вскоре может подоспеть подкрепление. Аргунцев и Арсений с ребятами погрузили пулемет на нарты, вскочили на коней и были таковы.
– А лихо мы белых с хунхузами стравили, – хохотал разгоряченный боем Гришка. – Жаль только трофеев никаких нам не досталось.
– Каких тебе трофеев, – подзадоривал его Аргунцев, – куней с маленькими ножками или опиума миску?
– Да нет, ну хотя бы винцом да водочкой у них разжились, – смутился Лапин.
– Чуете, – весна на подходе, – мечтательно промолвил Евсеич, – снег сойдет и зазеленеет земля.
– Ага, – подхватил Гриня, – чую, уже весной попахивает.
– Какой там весной, – это твою лошадку пучит с дурного корма, – подначил кто-то из ребят, и дружный хохот огласил таежные дебри.
Накануне боев
– Красная армия одерживает победы на всех фронтах. Негоже и нам партизанам, бойцам Дальневосточной республиканской армии, отсиживаться в лесу. Пора нанести ряд существенных ударов и помочь нашим товарищам из России, – вещал комиссар Слабитер. Командиры нескольких партизанских отрядов и подразделений вовсю дымили махрой в штабной землянке и неспешно переговаривались во время этой пламенной речи.
– А мы что, не помогаем? – раздались недовольные голоса. – Кровину льем, что ли, за фунт изюма?
– Товарищи, – взвился лже-Громов, – нам надо показать, что мы поддерживаем усилия Республики Советов.
– Кому товарищи, а кому и господа, я лично не желаю, чтобы у нас была Республика Советов. Нам и в Дальневосточной неплохо. Только бы вот японцев выбить да белым хвоста накрутить, – выкрикнул кто-то из махорочного марева.
Среди бойцов и командиров в то время существовал полнейший разброд во мнениях по поводу будущего. Одни хотели, чтобы установилась советская власть, другие ратовали за буржуазную парламентскую республику, третьи вообще не признавали никакой власти, но все были едины в своем противлении японской агрессии. Коммунисты, анархисты, эсеры, буддисты, атеисты и староверы, – так, в шутку, говорили о своих политических приоритетах партизаны.