Сквозь века
Шрифт:
— Ноа четырнадцать, мне тринадцать и девочкам по три или четыре года, — усмехнулся он. — Деревенские мальчишки рассказывали, что без страха удирали в столицу, прячась вот так, и дразнили нас, что мы слишком избалованные и трусливые, чтобы отправиться в путешествие самостоятельно, без нянек и других сопровождающих. Ноэль не стерпел оскорбления и поспорил, что мы не только заберемся в ближайший поезд, но и сестер возьмем. Он всегда охотно принимал вызов, поскольку не любил, когда его честь и достоинство задевают.
— Он и сейчас такой. Бросается в спор буквально с порога, —
— Так и есть, — погрустнел Артур. — Но сейчас он все равно не тот Ноэль Олридж, которого я знал. В нем что-то надломилось, еще когда Лидия умерла. Некоторое время он даже дочь не хотел видеть.
— Почему? — осмелилась я спросить.
Артур затронул очень болезненную тему, разговор перестал быть легким, но я была рада, что он смог открыться мне. Это очень много значило для меня и о многом говорило.
— Уже позже он признался, что без горячо любимой жены просто не знал, как быть, как воспитывать девочку самостоятельно, как восполнить ей недостающую материнскую любовь, — печально сказал инспектор, а потом в уголках глаз появились тоненькие паутинки морщинок, он улыбнулся. — Но стоило Ноэлю взять Эмилию на руки, как они в тот же миг стали неразлучны. Я в жизни не видел, чтобы отец и дочь были так близки. Случившееся с Эдолин разлучило их надолго, из-за чего мой друг ужасно тоскует.
— А почему он не взял девочку с собой?
Артур ненадолго замолчал, переведя глаза в окно и закуривая новую сигарету. Я не торопила его — иногда требуется время, чтобы рассказать то, что лежит на сердце тяжким грузом.
— Мы переживали потери снова и снова, — не глядя на меня, медленно заговорил он. — Сначала ушла Лидия. Тяжелые, мучительные роды. Мы не спали два дня. Молились. Но ничего не помогло. Ни лучший врач, ни молитвы, ни наше присутствие под дверью. Потом заболела Эдолин, и Ноэль сделался серым. В буквальном смысле. Его лицо приобрело неестественный серый цвет, словно горе отпечаталось на нем, как маска. Не выдержав горя, ушла их мама. А потом то жестокое нападение на Эдолин и Ноа. Дом в Кэчстоне стал похож на склеп. И, желая как-то изменить все это, мой друг решил увезти Эдолин, чтобы Эмилия не видела, как она умрет, и могильный дух выветрился из поместья. Ноэль до сих пор не знает, правильно ли поступил, но на тот момент был глубоко убежден, что его уже чуть повзрослевшая дочь должна жить в другой атмосфере. Сейчас он мечтает вернуться домой, чтобы снова ее обнять.
— Даже представить страшно, каково это, — пробормотала я, вспоминая сердитое лицо Ноа со шрамом на скуле. — Вы все несколько лет жили в боли и страданиях.
Артур кивнул, затушил окурок и снова закурил. Пусть я не знала инспектора так хорошо, как стоило бы, прежде чем открывать ему свое сердце, но я никогда не видела, чтобы он так много курил. Его пальцы слегка подрагивали, и это становилось особенно заметно, когда он подносил огонь к сигарете.
— Какой она была? — спросила я и, когда Артур поднял на меня глаза, уточнила: — Лидия. Какой она была?
— Она была душой нашей четверки, — печально улыбнулся Аддерли. — Сильной, смелой, порой даже отчаянной, немного сумасбродной, но очень нежной и любящей. Совсем как ты. Моя сестра умела сглаживать конфликты, любила танцевать, смеяться и гулять в парке недалеко от нашего дома. Она делала всех вокруг счастливыми, особенно Ноэля, и мечтала подарить ему детей.
На этих словах инспектор затих, наблюдая за мелькающими в сумраке деревьями. Какое-то время он предавался приятным воспоминаниям, пряча от меня чуть увлажнившиеся глаза, которые я видела в отражении, а я держала его руку — пусть он точно знает, что больше не одинок.
— А чем, кстати, закончилось ваше первое путешествие в столицу? Ты так и не рассказал, — напомнила я на пути в купе.
— Как — чем? — усмехнулся Артур. — Нас нашли, привезли домой и выпороли. Я никогда еще не видел наших отцов такими напуганными, а потом и разъяренными. Это был первый и последний раз, когда на меня и Ноэля подняли руку. Отец бушевал, а мама плакала, прижимая Лидию к груди, и благодарила Бога, что мы живы. Это было за несколько недель до их гибели.
— Как они умерли? — спросила я, после того как мы расположились на диване и попросили принести чай.
Артур несколько раз неловко извинился и закурил уже в который раз. Я мягко улыбнулась и покрутила пальцем в воздухе, создавая подобие воронки, которая завертелась вокруг меня, разгоняя табачный дым. Я легко его переносила, но Артур в последнее время выглядел рассеянным и явно чем-то встревоженным, поэтому решила хоть немного убавить ему тревог.
— Утонули, — ответил он. — Недалеко от нашего старого дома есть озеро, а в нем омут. Мама случайно попала в него, отец пытался ее спасти. Не выбрался никто.
— Какая страшная смерть, — прошептала я.
— Согласен.
Я бросила взгляд на сигарные спички, которые мужчина вертел в руке, и наконец решилась спросить:
— Почему ты используешь их, если куришь сигареты?
Сначала Артур даже не понял, о чем именно я его спрашиваю, а когда проследил за взглядом, грустно улыбнулся:
— Мой отец курил сигары…
Некоторое время говорить больше не хотелось. Артур затушил сигарету, не докурив, и приоткрыл окно, впуская в купе свежий вихрь, который вскоре выгнал остатки запаха. Мы с удовольствием выпили чай и отведали изумительно вкусный, воздушный малиновый пирог, а потом я молча пристроилась на плече мужчины, положив ладонь на его грудь прямо над сердцем. Оба мы думали о том, примет ли нас его величество король Эдред.
В столице на перроне нас уже ждал королевский экипаж, что несказанно удивило Артура и меня. Один из лакеев пояснил, что мистер Хардман прислал письмо его величеству с просьбой принять инспектора Аддерли незамедлительно, хотя король и так не собирался отказывать. Мы с Артуром переглянулись, а когда оказались внутри роскошного транспорта, я спросила:
— Как он узнал?
— Хороший вопрос, милая, — пробормотал Артур, и лицо его стало задумчиво серьезным. — Хороший вопрос.
— Он следит за нами? Но зачем? Так хочет поскорее получить кулон? Поэтому бесцеремонно вклинивается в нашу жизнь? Но мне мистер Хардман показался вполне порядочным человеком, добрым и сопереживающим.