Слабая женщина, склонная к меланхолии
Шрифт:
— Конечно, мы все им тоже очень благодарны! — горячо уверяла ее Нина Кирилловна. — Но ведь это же другое дело, вы же понимаете! Ведь Сережа не может жениться на Плотникове! Или на майоре… Ах, что это я… Проговорилась. Наверное, нужно, чтобы он сам сказал… Первый… Ну что ж теперь. И сам он тоже скажет. Вот кончится все — и… Уже очень скоро кончится, мне прямо сказали… Ах, Асенька, вы не представляете, как мы все вам благодарны!
— Так это что получается — Сергей решил жениться на мне? — удивилась Ася. — Из благодарности? Потому что на Плотникове жениться не может? Или хотя бы на майоре?…
— Ай, ну вас, — несколько смущенно сказала Нина Кирилловна. — Вы вот шутите, а мы… Ну, пусть Сережа сам все скажет.
Ася сослалась на то, что ее дети ждут, быстренько свернула разговор, положила трубку и почти всерьез задумалась о том, совместим ли с ее жизнью больной Гонсалес. Здоровый Гонсалес. Приходящий домой с работы вовремя и без огнестрельных ран. Глядящий на нее веселыми зелеными глазами и говорящий ей смешные и хорошие слова. И прижимающий ее ладонь к своей колючей щеке… Хотя, может быть, к своей гладкой щеке, дома-то у него бритва всегда под рукой. Ее трезвый ум и устойчивая психика одновременно категорически ответили: нет, несовместим. А почему? А не ее дело. Несовместим — и все. Без комментариев.
Ладно, она уже давно привыкла к таким ответам своего трезвого ума и своей устойчивой психики. За пять лет не было ни одного претендента на ее руку, сердце или хотя бы внимание, которого бы ее ум и психика согласились рассматривать дольше пяти секунд. Светка считала, что Ася травмирована неудачным замужеством. Тетя Фаина говорила: «Кто не нужен — тот не нужен. Себя ломать нельзя. А судьба и на печи найдет». Может быть, судьба никак не находила Асю именно потому, что та не сидела на печи, не ждала смирно, а моталась на своем мотоцикле наперегонки с ветром, как говорила тетя Фаина. У всех без исключения претендентов на Асины руку, сердце или хотя бы внимание ее мотоцикл вызывал тот же ужас и даже отвращение, как Тугариновы «симпозиумы в Германии» — у нее самой. Да еще и дети всех смущали — что-то их очень уж много… Да еще ее упрямый характер… Да еще ее манера общения…
В общем, надо признать, что это не кто-то был несовместим с ее жизнью, а ее жизнь была несовместима со всякими претендентами. Она сама была несовместима. А ломать себя она не собиралась. Подстраиваться, подлаживаться, перевоспитываться, терпеть?… А хуже всего — бояться?!
Хватит уже о глупостях думать. Надо думать о важных, серьезных, необходимых вещах. Например, о том, что у Василька сегодня выпал первый молочный зуб. Василек в страшном восторге, все время улыбается во весь рот, чтобы видели дырку между зубами. Надо думать о подарке к Наташиному дню рождения, ей через неделю исполнится семь лет, а подарок Ася до сих пор не придумала. И у Митьки день рождения через два месяца, тоже пора думать… И еще пора думать о картошке. То есть думать уже не о чем, уже сажать пора. Наверное — в субботу. Светка со всей своей толпой поможет. И еще следует подумать, к кому можно обратиться за помощью по поводу Сони. Опять она сегодня прибежала из школы с таким видом, будто была уверена, что Аси в доме нет и теперь уже не будет, а может быть, и не было никогда, может быть, Ася ей, Соне, просто приснилась, и теперь так страшно просыпаться… Бедный ребенок. Вот еще почему не надо бы к Тугарину в больницу ходить. По крайней мере — так часто. И тетя Фаина вынуждена из-за этого дома сидеть как привязанная. Кстати, что это тетя Фаина так долго не возвращается? Сказала, что к обеду будет. Обед уже готов, и все уже собрались, а Митька — так и вовсе оголодал, куски хлеба таскает…
Сначала пришла эсэмэска от Тугарина. Ася посмотрела ее только потому, что после тех, утренних, Тугарин ей ничего не писал. Во-первых, было тревожно: почему не писал? Во-вторых, интересно, что написал в этот раз. В общем, ломка продолжалась… В этот раз Тугарин написал неожиданное: «Тетя Фаина похожа на тебя. Она супер!!! Горжусь родством».
Так-так-так… Это что же такое получается? Это получается — тетя
Тетя Фаина пришла через пять минут после эсэмэски и, не ожидая конкретных и нелицеприятных вопросов, почти с порога радостно объявила:
— А я с Тугариным познакомилась! Слушай, Аська, а ведь какой парень-то хороший!.. Надо брать.
— Зачем? — холодно поинтересовалась Ася, делая для мгновенно затревожившейся Сони выражение лица типа «это мы так шутим».
— Как это — зачем?! — возмутилась тетя Фаина. Заметила, как смотрит Соня, и тем же тоном закончила: — Зачем! Откуда я знаю? Там видно будет. В хозяйстве все пригодится.
Соня неуверенно хихикнула. И Ася хихикнула — саркастически.
— И чего смешного? — обиделась тетя Фаина. — Не знают ничего — а туда же! Между прочим, меня до дому его ребятишки довезли. За десять минут! С мигалкой, не как попало. И машинка у них такая хорошая… А еще вон чего с собой надавали — импортные апельсины! Много.
— Ну вот, только этого не хватало, — всполошилась Ася. — Это же ему принесли! Все-таки больной! А вы забрали…
— Дают — бери, — хладнокровно сказала тетя Фаина. — Он этими апельсинами уже до бровей затарился. Не обеднеет. А что больной — так это ложь и клевета. Светка при мне с доктором говорила. Он даже удивлялся и смеялся. Сказал, что надо майора ученым отдать, чтобы изучили такое явление как следует. Но я так думаю, что не надо его отдавать ученым, обойдутся как-нибудь. Нам самим пригодится. В общем, завтра сходишь его проведать.
— Некогда мне, — недовольно буркнула Ася и покосилась на Соню. — Огородом заниматься пора.
— Ну-у, Аська, — с упреком сказала тетя Фаина. — А где твоя профессиональная этика? Ты у нас кто — врач или агроном? Между прочим, и агроном больного навестил бы…
— Тетя Фаина! — почти закричала Ася. — У меня от вашей логики в глазах двоится! Вы же только что говорили, что он не больной, а явление!..
— Да ладно, — неожиданно вмешалась Соня. — Все равно больной, если в больнице… Ася, ты его проведай, жалко тебе, что ли? Когда человек болеет, а никто даже и не помнит — это очень… обидно.
— Поняла? — Тетя Фаина сделала выражение лица типа «устами младенца глаголет истина» и одобрительно кивнула Соне. — Аська, ты слушай, что умные люди говорят. В общем, завтра к Тугарину пойдешь.
В общем, когда от Тугарина пришла следующая эсэмэска: «Соскучился!!! Асенька хорошая!!! Не молчи!!! Я без тебя жить не могу!!! Когда ты придешь? Ты придешь? Тебе можно позвонить?» — Ася долго обдумывала текст ответа, наконец обдумала и написала: «Да». И стала ждать его звонка. Ожидание было невыносимо долгим — почти две минуты…
— Асенька хорошая, — сипло сказал Тугарин. — Ой, Асенька моя маленькая, ой, как я соскучился, ой, как долго тебя нет, ой, я тебя уже сто лет не видел, ой…
— Чего это вдруг сто лет? — Асе ни с того ни с сего захотелось заплакать, поэтому она сразу заговорила сварливым голосом: — Главное — сто лет!.. Ты намекаешь на то, что я такая старая? И вообще — что у тебя с голосом? Все-таки простудился, да? А я предупреждала!
Она помнила, что голос у Тугарина садился, когда он сильно волновался. Сейчас он волновался очень сильно. Она не хотела, чтобы он волновался так заметно. Или хотела? Да при чем тут «хотела — не хотела»… Эти понятия знакомы только трезвым. А зависимые не умеют хотеть или не хотеть. Они просто ждут дозу. Жаждут. До помрачения рассудка. И Ася жаждала этого сиплого голоса до помрачения рассудка. До помрачения своего трезвого ума. Бывшего трезвого.