Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
Разговаривает он еще плохо, но его немногословные и временами неразборчивые объяснения в любви все равно принадлежат к числу самого замечательного, что ей когда-либо говорили. При каждой новой встрече он подбегает к ней с блеском в глазах и крепко обнимает ее.
Они играли, купались и гуляли по лесу. Нетвердо ступая по труднопроходимой местности, Мартин указывал на разные предметы, и Виктория терпеливо объясняла ему, как они называются.
“Гриб”, говорила она, “сосна” или “мокрица”, и Мартин старался повторять за ней все звуки. Она знакомит
Первым делом Виктория сбрасывает обувь, чувствуя, как песок проникает между пальцами и осторожно щекочет. Она снимает футболку и чувствует, как солнце бережно прогревает кожу. Несущие свежесть и прохладу волны касаются ее ног, и она бросается в воду.
Она лежит в воде так долго, что кожа сморщивается, и ей хочется, чтобы кожа стала рыхлой или отслоилась, тогда у нее сможет появиться совершенно новая, никем не тронутая кожа.
Ей слышно, как на тропинке появляется семья. Увидев ее, Мартин издает радостный возглас. Он мчится к берегу, и Виктория бросается ему навстречу, чтобы он не успел добежать до воды и замочить одежду.
– Моя Пеппи, – произносит он, обнимая ее.
– Мартин, ты же знаешь, что мы решили остаться здесь до начала занятий в школе, – вставляет папа, глядя на Викторию. – Поэтому тебе незачем душить ее в объятиях именно сегодня.
Виктория, в свою очередь, обнимает Мартина, но внезапно до нее доходит.
Как мало времени.
– Если бы мы были только вдвоем, ты и я, – шепчет она Мартину на ушко.
– Ты и я, – повторяет он.
Он нуждается в ней, и она все больше нуждается в нем. Она решает во что бы то ни стало упросить отца разрешить ей остаться здесь как можно дольше.
Виктория надевает футболку прямо на мокрый купальник и залезает в босоножки. Потом берет Мартина за руку и ведет вдоль берега. Прямо под сверкающей гладью воды она видит ползущего по дну рака.
– Помнишь, как называется это растение? – спрашивает она, чтобы отвлечь внимание Мартина на папоротник, а сама тянется за раком. Крепко обхватывает его за жесткий покров и прячет за спиной.
– Папоротник? – Мартин смотрит на нее вопросительно.
Виктория смеется, Мартин тоже.
– Папоротник, – повторяет он.
Продолжая смеяться, Виктория достает из-за спины рака и сует малышу под нос. Она видит, как его лицо перекашивается от испуга и он разражается истерическим плачем. В качестве извинения она бросает рака на землю и топчет до тех пор, пока клешни не перестают сжиматься. Потом обнимает мальчика, но тот безутешен.
Виктория чувствует, что утратила над ним контроль, просто быть с ним самой собой уже недостаточно. Требуется нечто большее, но что именно, она не знает.
Утратить контроль над ним – это все равно что утратить контроль над собой.
Впервые его доверие к ней поколебалось. Он подумал, что она хочет ему зла, что она, оказывается, из тех, кто причиняет зло.
Ей хочется находиться рядом
Ей хочется остаться на хуторе навсегда.
Быть с Мартином. Всегда.
Она полностью поглощена им. Может сидеть и смотреть на него, когда он спит, наблюдать, как у него бегают глаза под закрытыми веками, прислушиваться к тому, как он тихонько поскуливает. Мартин показал ей, как выглядит спокойный сон, что таковой существует.
Однако неумолимо наступает суббота.
Они, как обычно, на берегу. Мартин сидит на кончике пледа у ног дремлющих родителей и рассеянно играет с двумя деревянными лошадками, купленными в магазине.
Небо все больше затягивается облаками, и послеполуденное солнце выглядывает лишь изредка.
Виктория знает, что мгновение, которого она страшится, приближается семимильными шагами. Прощание.
– Ну, нам, пожалуй, пора домой, – говорит мама, поднимая голову с руки мужа. Она встает и начинает упаковывать вещи в корзинку для пикника. Забирает у Мартина лошадок, и тот с удивлением смотрит на свои пустые ручки.
Папа встряхивает плед и сворачивает его.
В том месте, где они лежали, трава примялась и выглядит чуть темнее. Виктория представляет себе, как трава вскоре опять потянется к небу и при следующем взгляде на это место покажется, будто семьи тут никогда и не было.
– Виктория, ты не хочешь прийти сегодня к нам поужинать? – спрашивает мама. – Заодно испробовали бы новый крокет. Вы с Мартином будете в одной команде.
У нее внутри все содрогается. Больше времени, думает она. Я получу дополнительное время.
Она понимает, что тетя Эльса расстроится, если не провести последний вечер вместе с ней, но все равно не может отказаться. Просто не может.
Когда семейство удаляется в сторону тропинки, Викторию охватывает чувство спокойного предвкушения.
Полная надежд, она собирает в мешок купальные принадлежности, но не идет прямо домой, а задерживается у озера, возле бревенчатых сараев, наслаждаясь покоем и одиночеством.
Проводит руками по гладкой древесине и думает о пережитом бревнами времени, о многочисленных руках, которые их касались, обрабатывали, использовали, преодолевая любое сопротивление. Похоже, их уже больше ничто не волнует.
Ей хотелось стать как бревна, такой же безразличной ко всему.
Она несколько часов бродит по лесу, наблюдает, как изогнулись стволы, чтобы их кроны достигали солнца, или как их согнуло ветром, как их атаковали мох или паразиты. Но в глубине каждого ствола существует идеальное бревно. Его только надо отыскать, думает она, напевая себе под нос:
На великах мчимся по мируВ красивых футболках и кедах.Играем на всем, чем попало.Даже на наших велосипедах.