Шрифт:
Сладкая приманка
Глава первая
Ничто не предвещало, что этот последний августовский день, начавшийся в привычной суматохе наших обыденных спасательских дел, всколыхнет весь Тарасов. Разыгравшуюся трагедию мог задумать и осуществить лишь человек с патологически извращенным умом.
Дежуривший в тот день Александр Васильевич Маслюков, по прозвищу Кавээн, получивший после событий в Булгакове майора, скучал у телефона и с завистью поглядывал, как мы с Игорьком азартно сражались в шахматы, пытаясь доказать друг другу не столько преимущество
Моей психической организации гораздо больше соответствовала кажущаяся нелогичность, парадоксальность и интуитивная импровизация Михаила Таля. Впрочем, для Игоря шахматы были только поводом для подчеркнуто индивидуального контакта со мной. Все его многочисленные попытки установить между нами какие-то особо доверительные или даже интимные отношения я всегда мягко, но уверенно пресекала. До конца он, по-моему, с этим не смирился и продолжал настойчиво добиваться своего, правда, каждый раз каким-нибудь окольным путем… Как вот сейчас — за шахматной доской…
Даже будучи увлечена игрой, я в силу профессиональной привычки психолога наблюдать за собеседником, тем не менее следила за реакциями и эмоциями своего партнера и отчетливо видела, что, выигрывая у меня, он испытывает такое удовольствие, словно ему удалось затащить меня к себе в постель…
Наш обожаемый командир Григорий Абрамович по прозвищу Грэг укатил в Москву получать в министерстве подтверждение на новые звания для троих из нашей четверки. Он тоже совсем недавно получил звание подполковника. Возможно, заодно и новый допуск для нашей группы привезет — нулевой, то есть «без ограничений».
Кавээн жестоко завидовал Игорю во всем, что было связано с проявлением интеллектуальных способностей. Сам он в шахматы играть не умел, и глубокий анализ ситуации никогда не был его коньком. Но главное, что требовала его должность старшего эксперта по оперативной обстановке, — это способность мгновенно принимать в любой ситуации правильное решение, что ставило его в совершенно независимое положение в нашей группе. Нам-то с Игорьком всегда нужно было спокойно, сосредоточенно подумать, прежде чем что-либо предпринять…
Кроме того, Кавээн серьезно, по-мужски, дружил с Грэгом лет, наверное, уже с десяток. Им с нашим командиром на двоих было уже за восемьдесят, а нам с Игорьком вместе не стукнуло еще и пятидесяти пяти.
Вряд ли Кавээн отдавал себе отчет в том, что он завидует Игорьку. Но завидовал он еще и тому, как Игорек непринужденно разговаривает со мной и вообще его свободной манере держаться с женщинами. Для Кавээна же общение с женщиной — это какая-то трудная работа, он смущается и боится противоположного пола, хотя практически всем женщинам нравится его мужественность, и он всегда вызывает в них живой интерес. Правда, ненадолго…
Поэтому Кавээну ничего другого и не оставалось, как только размышлять над очередным кроссвордом, изредка поглядывая на подозрительно долго молчавший телефон… Пару раз он даже снимал трубку, проверяя, не отключили ли нас от городской сети, мало ли что — может быть, наше тарасовское территориальное управление МЧС задолжало связистам за пару месяцев…
Но телефон молчал, хотя обычно мы без дела долго не сидели — спасателям в современном городе всегда, как это ни печально, находится работа: то вызволять искалеченного водителя из покореженного в ДТП автомобиля, то вытаскивать слишком любопытного пацана из заводской вентиляционной шахты или снимать с крыши доведенного жизнью до отчаяния самоубийцу.
В последнем случае — уговорить, снять стресс, нейтрализовать истерически-суицидальный синдром — все это у нас в группе входит в обязанности капитана МЧС, экстремального психолога второй категории Ольги Николаевой, то есть в мои.
Иногда и ФСБ за помощью обращается — в рамках соглашения о сотрудничестве, подписанного год назад нашими министрами, выполнявшими так называемый ОБЖ — указ президента «О безопасности жизни в России»… Разные, словом, ситуации случаются.
Честно говоря, молчание телефона меня тоже настораживало. Сидеть без дела у спасателей — плохая примета. Только совсем зеленые новички могут радоваться безделью. Те, кто поопытнее, чувствуют — готовится что-то серьезное, из обыденного ряда вон выходящее… Меня наше вынужденное безделье волновало каким-то неясным предчувствием, я даже зевнула пешку, чем здорово ослабила свою позицию на королевском фланге.
Прозвучавший наконец телефонный звонок резко ударил по нервам. Кавээн вздрогнул и снял трубку. Не знаю почему, но в душе у меня уже родилось ощущение какой-то беды. Я тоже вздрогнула и уставилась на Кавээна.
Главное его достоинство — мгновенная моторная реакция. Он держал трубку секунд пятнадцать, затем пришел в движение. Телефонная трубка еще не долетела до рычага, а Кавээн уже успел нажать кнопку общей тревоги, по которой диспетчер управления МЧС объявлял сбор подразделений гражданской обороны, и теперь стоял у стенного шкафа и доставал из него свой рюкзак со спецснаряжением. Уже подойдя к двери, он крикнул нам с Игорьком:
— Взрыв в роддоме. У вокзала. Шесть минут назад. В машину. Быстро!
Кавээн имел право нами командовать в отсутствие командира, как старший по званию, да и по опыту работы спасателем.
Шахматная доска полетела на пол, задетая моей неосторожной рукой.
— Ничья! Согласна? — крикнул Игорек, вылетая вслед за Кавээном в коридор.
«Конечно, согласна! — подумала я, глядя на спину Игорька, бегущего впереди меня по длинному коридору к выходу. — Эта ничья — в мою пользу. Положение-то у меня проигрышное…»
И тут же все мысли у меня из головы вытеснила мгновенно вспыхнувшая тревога, вылившаяся в одно имя — Сергей! Во втором роддоме, что у железнодорожного вокзала, работал Сергей Ясенев, Сережа, моя первая, неудавшаяся любовь и первая, самая острая боль…
Мы с ним любили друг друга целый год. Сильно любили… Пока однажды он не заявил мне, что ему не нужен никакой спасатель. Что он сам себя спасет, если возникнет такая необходимость, что спасателем должен быть мужчина, а не женщина. «В семье, я имею в виду», — добавил он тогда. «В семье…» Он думал о семье, а я — о своей диссертации, которую начала тогда писать… Вот вам и вся драма наших отношений. Теперь я кандидат психологических наук с неустроенной личной жизнью… Банально? Да уж куда банальней. Но как больно… Утешает только одно — что мне всего двадцать четыре года и есть еще время забыть о его существовании.