Сладкий папочка
Шрифт:
– Привет.
Я почувствовала, как во мне разгорается опасный огонь. Я ощущала себя счастливой уже только потому, что стою рядом с ним; жалкой – по многим причинам; униженной – от того, что страшно хотелось броситься ему на шею, и смятенной – из-за такого обилия разнообразных эмоций, которые нахлынули на меня одновременно.
– А... а Донелл с тобой?
– Нет. – У меня возникло такое ощущение, будто Гейдж хочет сказать что-то еще, но он ничего не сказал, только обвел взглядом пустую комнату.
– А где все?
– Не знаю. Как помнится, Черчилль говорил о шести часах.
Улыбка
– Ума не приложу, что это ему приспичило ни с того ни с сего собрать всех сегодня вечером. Я приехал единственно с надежной, что мы с тобой после ужина сможем уделить друг другу несколько минут и поговорить. – Короткая пауза, после которой он прибавил: – Наедине.
По спине у меня пробежала нервная дрожь.
– О'кей.
– Отлично выглядишь, – сказал Гейдж. – Впрочем, как всегда. – И прежде чем я успела что-либо ответить, продолжил: – Когда я сюда ехал, мне позвонил Джек. Он сегодня не сможет быть.
– Надеюсь, он не заболел. – Я предприняла попытку изобразить озабоченность, хотя в этот момент ничто не занимало меня меньше, чем Джек.
– Он здоров. Просто его девушка неожиданно купила билеты на концерт «Колдплей».
– Но ведь Джек ненавидит «Колдплей», – сказала я, слышавшая однажды его комментарии по поводу группы.
– Зато он любит спать со своей девушкой.
В комнату вошли Гретхен и Каррингтон. Мы с Гейджем разом обернулись. На Гретхен были юбка букле лавандового цвета, шелковая блузка ей в тон и платок от «Эрме» на шее. Увидев Каррингтон в джинсах и розовом свитере, я просто опешила.
– Каррингтон, – обратилась я к ней, – ты еще не одета? Я же приготовила тебе синюю юбку и...
– Я не могу поехать, – жизнерадостно ответила сестра. – Слишком много уроков задали. Я поеду с тетей Гретхен на встречу в ее книжный клуб и все сделаю там.
Гретхен изобразила сожаление.
– Только что вспомнила: у нас сегодня собрание в клубе. Его нельзя пропустить. Девочки там ох как строго следят за посещаемостью. Два пропуска без уважительной причины – и... – Она чиркнула по своей шее пальцем с коралловым ногтем.
– Вот звери, – сказала я.
– Ой, дорогая моя, вы и представить себе не можете. Раз не придешь – и не придешь уже никогда. А потом ищи, думай, чем себя занять во вторник вечером, а кроме книжного клуба, поехать можно только в «Банко групп». – Она виновато посмотрела на Гейджа, – Ты же знаешь, как я ненавижу «Банко».
– Нет, я этого не знал.
– В «Банко» полнеешь, – заявила она ему. – Вся эта закуска. А в мои годы...
– Где папа? – перебил ее Гейдж.
– Дядя Черчилль просил передать, что у него разболелась нога, – с невинным видом ответила Каррингтон, – а потому он сегодня вечером останется дома. К нему приедет Вивиан, и они будут смотреть фильм.
– Но раз уж вы оба так нарядились, – сказала Гретхен, – то поезжайте без нас и ни в чем себе не отказывайте.
И с этим обе упорхнули, как актеры в заключительном акте водевиля, оставив нас ошарашенными стоять посреди комнаты.
Это был заговор. Оторопевшая и смущенная, я повернулась к Гейджу:
– Я тут ни при чем, клянусь...
– Знаю, знаю. – Сначала вид у него
При виде его широкой улыбки, одной из тех, что так редко появлялись на его лице, я ощутила, как по мне прокатилась волна восторга.
– Ты вовсе не обязан везти меня на ужин, – сказала я. – Тебе, должно быть, нужно отдохнуть после поездки в Нью-Йорк. И Донелл, верно, не слишком обрадуется, если мы куда-то пойдем вдвоем.
Его улыбка поблекла.
– Вообще-то... мы с Донелл вчера расстались.
Я решила, что ослышалась. Делать какие-либо предположения из этих нескольких слов я боялась. Мой пульс зачастил, забился в щеках, в горле и в запястьях. Вид у меня был, очевидно, жалкий и растерянный, но Гейдж молча ждал моего ответа.
– Мне очень жаль, – в конце концов выдавила из себя я. – Так ты для этого ездил в Нью-Йорк? Чтобы... чтобы выяснить с ней отношения?
Гейдж кивнул и, заправляя прядь волос мне за ухо, слегка коснулся большим пальцем моего подбородка. Лицо мое пылало. Я стояла, вся напружинившись, зная, что если расслаблю хоть один мускул, то совершенно расклеюсь.
– Я подумал, – проговорил он, – что раз существует женщина, которой я так увлечен, что не сплю по ночам, думая о ней, то... мне незачем встречаться с кем-то еще. Разве я не прав?
Я буквально онемела. Мой взгляд упал на его плечо, и мне страшно захотелось склонить к нему голову. Он с волнующей легкостью теребил мои волосы.
– Ну так что, едем одни, пойдем у них на поводу? – немного погодя послышался его вопрос.
Я заставила себя поднять на него глаза. Он выглядел сногсшибательно. От огня в камине на его лицо ложились теплые отсветы пламени, в глазах загорались крошечные искорки. Четким рельефом выделялось его лицо. Ему пора было подстричься. Густые черные вихры над ушами и на шее начинали завиваться. Я вспомнила, каковы они на ощупь – точно грубый шелк – и мне ужасно захотелось прикоснуться к его голове, пригнуть ее к себе. Так о чем это он спрашивал? Ах да... ресторан.
– Очень уж неохота доставлять им это удовольствие, – сказала я, и он улыбнулся.
– Точно. Но с другой стороны... поесть-то нам ведь действительно нужно. – Он взглядом скользил вниз по моему телу. – И слишком уж ты красивая, чтобы сегодня вечером оставаться дома. – Он положил мне руку на поясницу и слегка надавил на нее. – Давай уйдем отсюда.
Его машина стояла на подъездной дорожке. Гейдж обычно ездил на «майбахе». Это автомобиль для состоятельных людей, которые не любят выставлять напоказ свое богатство, а потому «майбах» в Хьюстоне видишь нечасто. Где-то примерно за триста тысяч долларов ты приобретаешь такой непритязательный с виду автомобиль, что служащие парковок редко его ставят в один ряд с «БМВ» или «лексусами». Салон отделан лайковой кожей и отполированным до блеска падуком, доставленным из джунглей Индонезии на спине белых слонов. А еще там есть два видеоэкрана, два держателя для бокалов шампанского и встроенный мини-холодильник для маленькой бутылочки водки «Кристалл». И все это разгоняется до шестидесяти миль менее чем за пять секунд.