Сладкое зло

Дана Стар

У «штурвала» навороченного, жутко опасного «Гелендвагена» восседал Давид. Он единственный из всех его пяти «братьев» был трезвым.

Макс нас провожать не стал. Особенно после того, как Карина щедро обрыгала его спину и его шорты, которые из слов бойца «приносили ему удачу в боях». То бишь, являлись чем-то вроде талисмана удачи.

В этот эпический момент я еле-еле сдержалась, чтобы не расхохотаться на весь заброшенный склад. Бедолага! Наверно теперь ему придётся выбросить свою талисман. И, скорей всего, после этого он вряд ли когда-нибудь

возжелает позвонить Каринке.

А вот Давиду я правда, искренне, была благодарна.

Он оказался очень милыми и заботливым парнем, а я уже с нашей первой встречи навешала на него дурацких ярлыков, исходя из типично-бандитской внешности. Первое впечатление действительно обманчиво.

Мой новый друг довёз меня практически до самого дома. С комфортом, с приятной, расслабляющей мелодией, звучащей в салоне, в котором пахло кожей, табаком и шоколадом. Его машина мне безумно понравилась! На такой тачке я каталась разве что в своих наивных снах. Соответственно, в реальности — впервые. И это было до опупения круто!

Водил он, между прочим, осторожно. Несмотря на то, что гнали мы на приличной скорости. Но я не боялась. Потому что видела с какой беззаботной уверенностью он держит руль. Будто родится с ним в руках.

И если бы не Давид — я бы точно опоздала. Мать посадила под арест и больше никогда не выпустила из дома, кроме как на работу и в универ.

Своим ходом мы бы добирались ещё часа два. А тут… домчались минуть за пятьдесят. Первым делом, отвезли пьянчужку к себе в общагу, а затем уже и меня. Всю дорогу от её дома до моего мужчина рассказывал мне немного о боксе и о своих названных братьях. О своей жизни я рассказала парню совсем немного. В первую очередь то, что я живу с мамой, что я абсолютно свободна от мужских ухаживаний, и что мать у меня та ещё тиранша.

Давид недовольно нахмурился, с силой сжав кожаный переплёт руля.

Интересная такая реакция!

Нужно было его предупредить. Про мать. Чтобы он остановил у соседнего подъезда, чтобы не заезжал во двор. Когда спортсмен приглушил двигатель, сердце в моей груди забилось звонким набатом, так что мне показалось, что мужчина тоже слышит этот треклятый звон.

— Огромное спасибо, что выручил.

— Да фигня. — Смущённо почесал затылок, небрежно взъерошив непослушные волосы.

Глубокий вдох, набираю побольше воздуха в лёгкие, залпом выпаливаю:

— И ещё… с-спасибо за то, что спас. За то, что не дал им меня раздавить.

Выдохнула, быстро схватилась за дверную ручку, чтобы удрать, страшась неожиданного поцелуя, потому что он в этот момент наклонился ближе ко мне, а его изумительные глаза в темноте блеснули как звёзды на бархатном небе.

После того, что Давид для меня сделал, люди, в качестве благодарности, обычно занимаются сексом. Оральным, или анальным.

Ну, или хотя бы спаситель должен получить жаркий поцелуй с языком.

Такие вот правила нашего современного общества.

Но я была не готова даже на поцелуй. Потому

что до этого никогда не была настолько близко с мужчиной. Причём, с таким совершенным мужчиной.

Больше всего на свете… я боялась не мамы. Нет!

Я боялась облажаться.

Боялась своей проклятой неопытности.

И как только я собралась дать дёру, Давид схватил меня за локоть, уверенно сжал, так что я почувствовала, как его горячие ладони буквально до дыр расплавили моё пальто, оставляя на коже невидимые ожоги.

— Пойдёшь со мной в кафе? — грубый голос рестлера наполнился сладким мёдом. — Завтра. Ты ведь обещала.

Мой ответ вырвался сам по себе:

— Я люблю плюшки на завтрак, а вы?

— А я люблю то, что любишь ты…

Вот ведь! Ловелас наглый!

— Ах-ха-х, — не удержалась, рассмеялась так, что скулы заныли, —

— Ты такая милая. А когда улыбаешься — похожа на ангела.

Прекрати! Прекрати! Прекратииии!

Я сейчас с ума сойду! Рехнусь от таких приятных комплиментов!

— Тогда завтра в кафе «Сладкие пончики». В девять. Я всегда по утрам пью там кофе с плюшками.

— Как скажешь, Крошка. И, к слову, давай на «ты».

Кивнула, ещё раз улыбнулась, выскочив из машины как заведённый зайчик из рекламы «Дюрасел».

***

Когда я бежала по лестнице вверх на второй этаж, думала, как мне так незаметно пробраться в свою комнату, чтобы не нарваться на мать в таком «шлюшечьем» виде.

Иначе конец. Конец свободе на несколько месяцев.

Дрожащими руками вытащила из сумки ключи, чуть было не уронила. До сих пор в ушах звенит его бархатный голос, а перед глазами мелькает мужественно лицо с брутальной щетиной и пухлыми губами, о которых с жадностью мечтает каждая девушка мира.

Крошка…

Крошка…

Крошка…

Как одержимая, больная шизофреничка слышу в голове своё новое прозвище.

Соберись, тряпка! Соберииись! Иначе твои мечты угаснут, не успев начать осуществляться, если прямо сейчас не возьмешь в кулак свою расхлябанность!

Крошка…

Крошка…

Крошка...

Чёрт тебя дери, дурочка! Соберись!

Мысленно отвешиваю себе «любимой» подзатыльник, немного возвращаюсь в реальность. Спустя пару секунд нахожу в себе силы осторожно воткнуть ключ в скважину и практически беззвучно провернуть. На цыпочках крадусь по коридору. В квартире темно, спокойно. Слышно лишь как телек шумит в гостиной.

Осторожно заглядываю в гостиную, мысленно охаю — мать лежит на диване и утробно похрапывает, а на полу валяется опрокинутая чекушка.

Писец.

Выпивала она редко. Точнее — никогда.

Это из-за меня что ли?

Так я вроде бы вовремя вернулась.

Напрягаю извилины и тут же вспоминаю. Сегодня годовщина смерти отца.

Теперь всё понятно.

На носочках проходу в комнату, набрасываю на её расслабленное тело одеяло, выключаю телевизор и спешу в свою комнату, чтобы избавиться от этого дьявольского рванья.