Сладостная горечь
Шрифт:
Сквозь открытую дверь Венеция могла видеть танцующих гостей: мужчины во фраках и белых галстуках (Венеция одобряла возвращение этого обычая после отказа от него во время войны) и дамы, облаченные в вечерние туалеты. Мемми Линнелл всех затмила своим кинематографическим блеском: обнаженной загорелой спиной, серебристым без брителек платьем, золотистыми локонами и лилово-розовыми веками. Она и Тед (с которым Майк учился когда-то в одной школе) отплясывали самбу с искусством профессионалов. Венеция могла видеть также старую Агату Беллаторп в пурпурном платье из тафты, похожим, как со смехом шепнула Мейбл
Пока что вечер проходил гладко. Майк вел себя прекрасно, объявил, что танцует первый танец с женой, и даже появление Джикс Лоусон не омрачило праздник. Из уважения к Майку Венеция весьма корректно держалась с Джикс. Девушка показалась Венеции немного подавленной, когда пробормотала благодарность за приглашение. Сейчас Майк танцевал с ней. Венеция с задумчивым видом оглядела ее стройную мальчишескую фигуру в красном бархатном платье, которое, по правде говоря, не очень шло ей, подчеркивая желтизну кожи. На ногах у нее были довольно дешевые серебристые туфли. Она не производила впечатление веселой, несмотря на отчаянные попытки Майка танцевать, подражая Линнеллам. Венеция поймала себя на том, что почти жалеет Джикс. Ту, с которой он продолжает встречаться даже после женитьбы…
– Нам удастся когда-нибудь соблазнить вас на охоту с собаками? – услышала она за спиной голос старого «Уилли». Его пронзительные голубые глаза с теплотой смотрели на нее. Он всегда так любезно держится с ней.
– Спасибо за приглашение, полковник, но мне это не очень-то по душе, – ответила она мягко. – Вот Мейбл охотно поедет с вами.
Полковник Уиллкоум с минуту молча смотрел на Венецию. В этой комнате ни одна женщина не может сравниться с ней, решил он. На двенадцать лет старше Майка, но, Боже, сколько в ней достоинства и грации! Эти золотистые волосы, рассыпанные по плечам, просто великолепны. Даже смотреть на нее одно удовольствие.
На ней было белое шелковое платье строгих линий, обнажавшее одно плечо. Желая доставить Майку удовольствие, Венеция надела подаренное им ожерелье. Но Майк не был польщен этим и сказал:
– Эта вещица не совсем подходит для нашего вечера. Надень что-нибудь стоящее.
Она улыбнулась и принялась убеждать его, что очень довольна подарком мужа и не собирается его снимать. Ее решение, видимо, не очень понравилось ему, что немного удивило Венецию.
– Я хочу вам сказать, – снова подал голос полковник, – что вы прекрасны сегодня, миссис Прайс!
– Спасибо; вы очень добры! Как вы находите мою дочь? А вот и она!
Мейбл только что вошла в комнату в сопровождении светловолосого молодого человека, который от волнения сильно потел и беспрестанно утирал лицо и шею платком.
Венеции он был мало знаком. Это был один из приятелей Майка и производил приятное впечатление. Мейбл очень понравилась самба. Она раскраснелась и сияла от счастья.
– Я обучала Дика новым па, мамочка, – объявила она.
– Она классно танцует, но нам необходимо срочно выпить что-нибудь, – вставил молодой человек.
Мейбл в вечернем платье, отделанном оборками, с сияющими глазами – просто чудо, подумала Венеция. Как бы Джефри сейчас гордился ею!
– Я слышал, что вы собираетесь с нами на охоту, молодая леди, – обратился к Мейбл полковник.
– Да, это будет здорово, – ответила Мейбл, жадно глотая лимонный сок с содовой.
– Я не пропустил ни одного сбора в «день подарков» в течение тридцати пяти лет, – заявил Уиллкоум.
– А я намереваюсь повторить ваши слова, сэр, когда мне стукнет столько же, сколько и вам, – вставил Майк, входя в комнату с Джикс.
– Привет, дорогая, – повернулся он к Венеции. – Скорее за шампанское. От этой самбы так выматываешься! Ты не видела старого Теда Линнелла? Линнеллы танцуют так, словно они на роликовых коньках.
– О Майк, это очень смешно! – рассмеялась Мейбл.
Он уже выпил много шампанского и пребывал в таком веселом настроении, что позволил себя ухватить Мейбл за косы, так, что она запросила пощады. Венеция стояла и молча улыбалась. Джикс Лоусон отвернулась и вонзила зубы в бутерброд. Старый Уилфрид Уиллкоум про себя отметил, что такие грубые манеры со стороны отчима совсем не вяжутся с утонченностью матери Мейбл. В его голове также не укладывалось, как Прайс может выполнять роль отчима хорошенькой пятнадцатилетней девушки. Он пришел к выводу, что с самого начала этот брак был обречен.
Что касается этой маленькой и разгульной Джикс Лоусон, не следовало бы приглашать ее в этот дом, и со стороны молодого Прайса это просто наглость. Здесь полковник закашлялся и принялся шарить по карманам в поисках портсигара. Ему трудно было понять эту современную молодежь с ее развязными манерами. А Венеция такая милая женщина, и ее дочь просто прелесть. Дай Бог, чтобы у них все было хорошо!
К полковнику подошел кто-то из знакомых, и он отошел в сторону. Мейбл и ее кавалер набросились на сандвичи.
– Ну, как тебе вечер, дорогой? – спросила Венеция мужа.
– Потрясно! – с воодушевлением сказал Майк.
Она заметила, что он нагрузился шампанским и пребывает в самом благодушном настроении. Венеция решила не мешать ему, поэтому, улыбнувшись мужу, она направилась к Джикс Лоусон.
– Вам здесь весело, мисс Лоусон? Девушка обернулась, сквозь полуопущенные веки посмотрела на Венецию и, отведя глаза в сторону, промямлила:
– О да, спасибо. Были отличные танцы. Венеция продолжала разговаривать с Джикс, давая понять Майку, что она настроена дружелюбно, хотя этот разговор давался ей не так-то легко.
– Вы должны будете отобедать у нас как-нибудь, – сказала она. – Вам нравится музыка?
– Нет, – довольно грубо ответила Джикс и покраснела. Чтобы скрыть свое смущение, она принялась жевать бутерброд с семгой. Майк поднял бровь и звонко расхохотался.
– Бог мой, Венеция, ты бы еще попросила Джикс спеть! Да ей медведь наступил на ухо! Мейбл хихикнула. Джикс поджала губы. Когда Майк впервые привез свою жену в Сассекс, Джикс возненавидела ее. Но Джикс смирила гордыню и пришла на вечер, поскольку бесчисленное количество людей постоянно спрашивали ее, не знакома ли она с миссис Прайс и не видела ли, в какой волшебный уголок она превратила Бернт-Эш. Приглашение на этот вечер восстановило былое уважение к самой себе, но это не сделало ее счастливой. Возможно, у нее развился комплекс вины после того, как она близко увидела Венецию.