Славка - дочь Рода, или где наша не попадала
Шрифт:
— Проснулась?
— Я думала, все это приснилось… — попыталась сдержать слезы. — А что ночи здесь не бывает? Все светло и светло. Ни облачка, ни тучки, все не как у людей. — пробормотала, только бы поток слез не захлестнул меня.
— Почему же не бывает, у нас все бывает, как и везде — и день и ночь, и сумерки и рассветы. Ты спала совсем недолго. Три часа. Я решил дать тебе отдохнуть, прийти в себя, — вздохнул Бор. — А я пока думал, как тебе помочь.
Я с надеждой посмотрела на него:
— И как? Придумал?
— Тебе надо идти к Богам. Вернуть тебя в твой мир кроме них никто не сможет. Не знаю, смогут ли они… Да и захотят ли? Но это единственная надежда на возвращение.
— Черт! Черт! Ч-ч-чёрт меня возьми!!!
— А чёрт это кто? — заинтересовано
— Никто. Мифическое существо из сказок. Нечистая сила с рогами и хвостом, злой и противный.
— Ворок! С ума сошла ворока звать на помощь. Тогда уж точно к себе не вернешься, утащит к себе и заставит служить тысячу лет, исполнять все его желания. Тебе это надо? — строго произнес Бор. — Лучше не говори о тех Богах, полубогах и нежити, которых ты не знаешь, во всяком случае не призывай, ругать или восхвалять можешь, а звать не надо. Многие из них пошутить любят над людьми. Иногда и зло. Они ведь Высшие, а люди… Это всего лишь люди. Подозреваю, кто-то из Высших тебя и призвал, что ты здесь объявилась. Только зачем? — задумался он. — Непонятно мне.
— И ты пошутить любишь?
— И я, — ехидно усмехнулся Бор. — Я тоже как бы полубог. Но кто с чистыми помыслами в мои владения вступает, тот может не бояться. Помогу и привечу. А кто со злом в лес идет — над тем и посмеяться, пошутить могу, и, тоже, зло. Ладно. Я с тобой идти не могу, мне нельзя далеко от моих владений уходить. Но провожатого тебе нашел. Во всяком случае на время.
Борвес по залихватски весело свистнул и между деревьями появился… кентавр. Только какой-то странный он был. В одежде. Кентавры ведь вроде полулюди — полукони с голым торсом. А этот был в белой рубахе, поверх — то ли сюртук, то ли кафтан, что-то напоминающее военный мундир темно серого цвета. Спереди этот кафтан короче, а сзади длиннее — прикрывает всю спину лошадиную как попона. И ярко-желтые звезды на правой и левой полочках переда мундира, как ордена или знаки различия. Я как увидела его, вскочила и рот открыла. Потом только на лицо взгляд перевела. У этого… кентавра были черные длинные волосы, почти до пояса, ну, то есть до туловища конячего, в которых проскальзывали узкие зеленые и красные пряди. Черты лица грубоватые, глаза чуть раскосые, желтые (!), рот большой, но красиво очерченный, и нос такой мясистый и немного вогнутый у переносицы. Не красавец, в общем. Но как то за общей внушительностью на это не обращаешь внимания. А лошадиная часть так и вообще смотрится изумительно. В общем этот мускулистый муж… кентавр смотрел на меня и ухмылялся. Вот же зараза, наверно привык, что на него любуются.
— Знакомьтесь, — усмехнулся Борвес. — Это Канлок яр Скинок, можно просто Кан, он таврос, это его раса. Недалеко от леса живет его клан. Кан был в отпуске по семейным обстоятельствам. А сейчас возвращается на службу в Мирпут. Он сможет тебя проводить до столицы. А это Владислава Варум, я тебе, Кан, о ней рассказывал.
— Можно просто Славка, — пролепетала я, с трудом отрывая взгляд от этого… тавроса.
Кан внимательно оглядел меня с ног до головы, нахмурился и пробасил (о, боже, у него такой густой бас!) — А у вас все женщины так одеваются? Бор, она не может в этом путешествовать. Это просто неприлично для женщины. Так могут одеваться только колдуньи и шл… гм… в общем, колдуньи.
Никогда не была особо вспыльчивой. Но с тех пор как попала в этот мир, эмоции зашкаливают, сменяя одна другую, ну я и разозлилась. В конце концов я не по своей воле здесь оказалась: — А у нас только так и путешествуют, потому что это удобно. Да и на лошадях ездить удобнее в брюках, чем в платье или юбке, хотя мне все равно, я могу и в юбке, только её нет, осталась дома.
Это я то неприлично одета! Да на мне самые приличные черные легинсы из бутика, желтая маечка обтягивающая мою мелкую тушку и сверху короткий кардиган без пуговиц. Правда, все немного помялось и запылилась в этих перипетиях, а местами покрылось зелеными, травянистыми пятнами.
Таврос в изумлении посмотрел на меня и со злостью проговорил, как припечатал:
— Во первых, я — не лошадь и даже не конь, я — таврос! Во-вторых, я не позволяю на себе ездить, особенно всяким… дамочкам, и в третьих, я уезжаю! — Громовой бас Кана разлетелся по лесу, даже ветви берез заколыхались.
— Кан, подожди, — остановил его Бор, — она ведь ничего не знает о нашем мире. Не знает обычаев, законов и привычек, не знает тавросов, в конце концов. Давай, начнем знакомство сначала. Славка, — укоризненно посмотрел он на меня, — давай лучше подумаем что можно сделать.
Моё возбуждение уже улеглось, если меня не возьмут с собой, как я буду одна добираться куда-то там… к богам. Нет, я, конечно, умею путешествовать автостопом и даже пешком, но это у себя на земле. А здесь, со всей этой нечестью и мифологическими, как оказалось, существами, говорящими и действующими по своим законам… Хотя бы на первое время мне нужен спутник.
— Я прошу прощения, вспылила, — шмыгнула носом. — Я отойду на пару минут, отвернитесь или подождите меня, — пробормотала, не глядя на них, схватила свой пакет и побежала к самой толстой березе не дожидаясь ответа. Ну как я в этом пойду, думала вытаскивая костюм. Разложила на траве белую сорочицу из реквизита, сарафан и шугайку. Костюм был очень красивым, сшитый специально для меня — солистки номера, а отделывала его моя тетушка. Сорочица была длинной, из тонкого льна, по щиколотки, с вырезом под горло, прямыми рукавами, собранными у запястий, и расшитая у горла и по низу рукавов красной и золотистой нитью. Шелковый сарафан на широких бретелях, точно по фигуре облегал тело, переходя от талии в юбку-солнце. И тоже расшитый по низу, только чисто золотой нитью. К сарафану прилагался пояс, опять же сплетенный тетей. Она своим плетением, макраме, могла бы деньги зарабатывать. А шугайка была из золотой парчи. Я переоделась во все это великолепие, без зеркала расчесала волосы, на ощупь заплела косу, обвивая её желтыми лентами разных тонов, засунула снятую одежду обратно в пакет. Босоножки переодевать не стала, мои парчовые туфельки для выступления дороги не выдержат, а босоножки желтые, в тон костюма. Вздохнула, сожалея, что придется портить такое великолепие и вышла из-за берез.
Парочка продолжала выяснять отношения — брать меня в поход или не брать. Потом взглянули на меня и зависли. Ну а я получила моральное удовлетворение. Знай наших!
— Ты ода? — выдавил из себя Кан.
— Я не ода. Я поэма. — Мрачно буркнула я, чувствуя очередные неприятности.
Бор закатил глаза:
— Ода — это высокорожденная женщина у людей.
— У нас нет высокорожденных, у нас все равны, как на подбор. Правда, некоторые ровнее других…
Кан в это время рассматривал моё одеяние. Потом вопросительно посмотрел на меня: — Ты веда? Колдунья? У тебя обереги.
— Где? — оглядела я себя.
— Да вот же, по вороту и на поясе. — ткнул он пальцами в названые места.
— Это плетение, макраме называется у нас, его моя тетушка делала.
— А ты так умеешь?
— Ну умею, невелика хитрость. Тетя меня учила плести. Только какие же это обереги, — пожала плечами. — Это украшение.
— Обереги, — уверенно проговори Кан, ему поддакнул Бор. — Вот на здоровье, это на удачу, на охрану, славу, власть. А здесь — восхваление Агнары, богини пресветлого огня, — продолжали тыкать в меня.
— Хорошо, пусть это будут обереги, что из этого? — устав от тыканья согласилась с ними.
— Если ты умеешь плести такие, можешь быть ведой. Помогать людям. — вопросительно посмотрел на меня Бор.
— Я умею плести, но я не знаю что они означают. У нас они ничего не значат. Я могу таким образом наплести и бурю, и потоп и смерть. Мы идем? Или опять я неправильно одета?
— Ты слишком богато одета, — вздохнул Кан. — В таком виде ты не дойдешь до города. Успеешь выйти замуж или заберут для выкупа. У нас оды только с охраной ездят. Если без охраны, значит жениха или родственников нет, а ты красивая и одета как высокородная. Любой захочет в жены взять. — Он еще раз рассмотрел мой костюм, а потом с надеждой спросил: — А у тебя нижнее платье длинное?