Славный город Старый Ключ
Шрифт:
Только вот понятие воинской дисциплины не распространялось на язык. И Ртища, возмущённый царящими в отряде порядками, сдерживать его не собирался. Да и кто бы ему запретил. Он, Ртища Дмитриевич Смирнов, младший сын самого Старосты всего Глушанского застянка Дмитрия Семёновича Смирнова, - природный поречный шляхтич из древнего уважаемого рода. А что род его поиздержался за прошедшее время и один из его представителей вынужден наниматься к другому, не менее знатному дворянину, так это ещё не значит, что можно так нагло
– Поболе иных прочих, - едва слышно раздражённо проворчал он.
– Что?
– донеслось с правой стороны.
– Ничего, - сердито покосился Ртища в ту сторону.
– Цыц!
– едва слышно цыкнул он на разговорившегося что-то пацана.
– Приказа открывать рот не было.
– "Вот ещё навязалось убоище мне на шею, - недовольно подумал он, глядя на смущённо втянувшего голову в плечи худенького паренька рядом с собой.
– Сунули ему под начало тройку сопляков, таких же, как вот этот, обозвали кнехтами, и отправили вместе с ним в дальний секрет".
Впрочем, Ртища ясно понимал, что был откровенно не прав. Трое приданных под его начало мальчишек, это можно было рассматривать как знак уважения к его профессионализму, чтобы он там себе не говорил. А то, что парней назвали кнехтами, а не новиками, так и что. Род барона Гонзаго был из иностранцев. Хоть и богатых, но иностранцев. То ли испанцев, то ли вообще англов. То ли ещё из кого. Да и о том, как кого называть, Ртища не задумывался. Не его это были люди, так что задумываться о том, как и почему называют людей чуждым именем, ему было всё равно.
Сердце вдруг заныло непонятно с чего, видать от жалости к самому себе и к своей несчастной судьбе, развернувшейся к нему таким задом, и Ртища погрузился в приятные воспоминания.
Плотный сырой туман, в двух шагах, где не было видно ничего, мягко лёг ему на плечи, скрывая все звуки. Заметить что-либо в нём было совершенно невозможно, поэтому можно было пару минут и помечтать, тем не менее, краем уха вслушиваясь в глухие звуки предрассветного тумана.
– "Марфа", - вернулся он мыслями к прошедшим дням в городе.
Худенькая стройная фигурка ничем вроде не примечательной девчонки с окраины человеческого мира, дочка одного из местных богатеев, занимала последние дни все его мысли. Оттого он, наверное, и стал последнее время таким рассеянным, что заработал уже несколько нелицеприятных замечаний от своего нового командира.
– "Нет, зря он дал возможность этому напыщенному индюку барону Гонзаго подловить его на мелочах. Ведь знал же, что будет придираться, знал, но забыл основное правило солдата: "Не перечь командиру, особенно если тот глупый, напыщенный идиот".
Вспоминать о том, что отец всегда ему повторял обязательное продолжение этой мудрости, не хотелось. Тот всегда говорил в таких случаях: "Никогда, никогда
Жаль, что он не вспомнил о тех словах отца, когда пришёл наниматься в отряд к барону. Но у него выхода тогда не было, поиздержался в дороге и, особенно на подарки своей девчонке. Но кто ж знал, что, барон окажется такой козёл. Что из всего воинского умения и духа у того за плечами лишь отцовское золото и чрезмерно завышенное самомнение. И о всей воинской науке он знает лишь одно, выражающееся в нескольких словах: "Я начальник - ты дурак. Ты начальник - я дурак". И свято придерживался данного принципа, глядя в рот своим командирам. По отношению, к которым у самого Ртищи давно уже сложилось крайне негативное мнение.
Впрочем, своё собственное мнение он мог засунуть куда угодно. Он был - никто, и звали его - никак. И пока он полностью не вернёт полученный от барона полугодовой аванс жалованья, шесть золотых, безумную по всем раскладам сумму, или не отработает ее, он будет делать то, что ему прикажут.
Мысли, вильнув, снова вернулись к странному беспокоящему его чувству. Что происходит, откуда у него вдруг в груди возникло это странное сосущее чувство беспокойства, он никак не мог понять. Раз появившись, огонёк беспокойства всё больше и больше разгорался и Ртища уже не лежал спокойно, придаваясь своим мыслям, а, подняв над лёжкой голову, тревожно вслушивался в предутреннюю тишину.
– Что? Что, командир?
– донёсся справа тихий шёпот кнехта.
– Тс-с-с, - медленно поднял Ртища палец, вслушиваясь в туман.
Что-то там происходило, только вот что - неясно.
– "Какое-то движение, едва заметно сотрясающее почву под ним", - пришло вдруг ясное понимание.
Положив руку на землю, Юрка замер, вслушиваясь в свои чувства.
– Ждать здесь, не двигаться, - едва слышно, вдруг отдал он приказ.
– Я быстро. Проверю что и как.
Не двигаться, - ещё более построжев, приказал он замершему в испуге салаге, глядящему на него широко раскрытыми от страха глазами.
"Вот же Бог послал помощничков, - раздражённо подумал он, беззвучно скользнув в туман.
– Придётся теперь не только думать о том, как справиться со своей задачей, так ещё и присматривать за сопляками.
И кто таких необученных на войну берёт. Мало того что не знают каким местом хвататься за саблю, так ещё и каждого шороха боятся.