Славы жаждут дураки
Шрифт:
– Высокий или низкий?
– Кучерявый, – вспомнил я.
– Это Володя, – уверенно сказала девушка. – Перед развилкой на Щебетовку знаете автосервис?
– Знаю, – сказал я, хотя подобными сараями, именуемыми «автосервис», никогда не интересовался.
– Он там сейчас работает.
Я поблагодарил секретаря за вежливость и положил трубку.
Полчаса спустя я подъехал к кирпичному сооружению, похожему на будку стрелочника, только без крыши. Ее заменял неровный кусок волнистого пластика, разрисованный пальмами, чайками и буквами «АФЕ».
– Володьку позови!
Мужчина кивнул и исчез в будке. Володька спешить не любил и вышел на свет после того, как я посигналил еще раз. С дымящимся мокрым окурком в губах, выпачканный в смазке до черноты, он медленно пошаркал ботинками по пыли, лениво глядя на незнакомый ему «Ниссан» с затемненными стеклами. Я подъехал вплотную к двери, закрыв на всякий случай выход ненужным свидетелям и помощникам, подождал, когда Володька приблизится к окну машины, и, как только его кудрявая голова показалась в проеме, я высунул руку, крепко схватил его за чуб, втянул голову в салон и поднял стекло настолько, чтобы слесарь мог дышать, но не мог вырваться из ловушки.
Он здорово испугался. Машинально схватился грязными руками за край стекла, опасаясь, что я подниму его еще выше.
– Напрасно дергаешься, – сказал я ему. – У стеклоподъемника двигатель мощностью семь киловатт, легко режет листовое железо. Так что пожалей хотя бы пальцы, если голова уже обречена.
Володька тяжело сопел, глядя на меня нервными бегающими глазами.
– Я знал, что ты придешь, – прохрипел он.
– Какой ты сообразительный! – похвалил я. – «Шестерка» где?
– Отпусти! Все расскажу! – багровея, попросил слесарь.
Я нажал кнопку стеклоподъемника. Володька отскочил в сторону, схватился за шею, словно испугался, что голова может отвалиться.
– Садись, – сказал я, открывая противоположную дверь.
Слесарь без особого желания сел рядом со мной, оставив дверь слегка приоткрытой. Все еще потирая шею, он негромко сказал:
– Я сразу понял, что твоя тачка «грязная». Но клянусь, я все хотел сделать по совести, как договорились. Не знаю, кто на тебя ментам настучал.
– К тебе приходили менты?
– Да вечером этого же дня!
– И что сказали?
– Он был один. Старший лейтенант, – скривился на один глаз слесарь, словно его мучил нервный тик. – С ходу наехал: «Нам известно, что ты занимаешься укрывательством преступления, тебе днем пригнали битую машину!» Номер ее назвал, даже номер кузова! Ну чем я мог крыть?
– Как он выглядел? – спросил я.
Слесарь отвернулся, глядя через стекло на пыльный двор.
– Невысокий, широкоплечий. Лицо дурное. Усы в разные стороны, как у Буденного.
– Что значит – дурное лицо? – уточнил я.
– Как тебе сказать? – Слесарь напряг память. – Одутловатое, распухшее, как будто человек с бодуна. Лоб такой, как у быка. Глаз не видно.
– Понятно, – кивнул я. – Что он еще сказал?
– Сказал, чтобы я дня на два закрыл мастерскую и носа в ней не показывал, пока, значит, они будут оперативно-разыскные мероприятия проводить. Я прошу: «Дайте мне какую-нибудь справку, что вы машину изъяли», а он говорит: «В прокуратуре получишь». Сел в «шестерку» и уехал.
– Подставил ты меня, парень, – сказал я.
– И ты меня тоже, – ответил слесарь. – На хрена мастерскую спалил?
– Нашел бы меня, рассказал, что случилось, цела б осталась твоя мастерская.
– Да я понимаю, – снова зажмурил глаз слесарь. – Но как это ты браткам объяснишь? В мастерской они кое-какие вещички хранили, теперь, значит, ищут того, кто поджег.
Слесарь начал играть мускулами.
– А ты не боишься мне об этом говорить? – спросил я и подмигнул. – Кроме тебя, никто не знает, что это я поджег. А зачем ты мне такой умный нужен?
– А чего мне бояться? Я уже свое отбоялся.
– Напрасно! – покачал я головой. – А я-то голову ломал, никак не мог понять, почему дым такой сладковатый был.
Я попал в точку. Это было понятно по тому, как нервно скривился рот слесаря.
– Да, я хранил в мастерской наркоту, – с вызовом ответил слесарь. – Но ты мне ничего не сделаешь, потому что, во-первых, менты сидят у тебя на хвосте, а во-вторых, разыскивают братки, и достаточно одного моего слова…
Я наотмашь ударил его по лицу, схватил за горло и прижал к подголовнику. Володька замахал руками, вяло сопротивляясь. Мне мешал руль, я вылез из-под него и всем телом навалился на тщедушное тело. Володька попытался закричать, но я закрыл его рот своим плечом, затем вытащил из «бардачка» адаптер с проводом и, заведя руки слесаря за спинку сиденья, туго связал их.
Он стал кусаться и плеваться, и мне пришлось затолкать ему в рот тряпку, которой я протирал стекла. Он успокоился, короткая борьба утомила его. Громко сопя, он уронил голову на грудь, напряг руки, пытаясь разорвать провод.
Задним ходом я отъехал от мастерской, круто развернулся и на большой скорости помчался в Судак.
– Ты вляпался, парень. В дерьмо и капкан одновременно, – говорил я, срывая раздражение на педали акселератора. – Теперь тебя ждет тюрьма, а меня – очередное звание…
Володька насторожился. Он сидел неподвижно, лишь громко сопел, двигал челюстью и вращал по сторонам глазами. Я влетел в город, на всякий случай объехал пост ГАИ по грунтовке, идущей вдоль плантации виноградника, оттуда по бездорожью скатился в ложбину между двух выгоревших холмов и, прыгая по камням, подъехал к дому Виктора с тыльной стороны.
– Пойдем, свинья, – сказал я ему, останавливаясь у калитки, ведущей в сад. – Я тебе открою маленькую тайну.
Это был опасный экспромт, но я должен был сыграть сильно и точно, чтобы в дальнейшем не получить новый тюк проблем от братков.