Славяне и авары. Вторая половина VI — начало VII в.
Шрифт:
Применительно к словенам подобные свидетельства отсутствуют. Однако и здесь происходило укрепление княжеской власти. Во всяком случае, в шедшем параллельно ему сплочении племенных союзов словене даже опережали антов. У антов вышеназванный Мезамер около 560 г. только становился лидером среди «архонтов». Он «приобрел величайшую силу у антов» и мог «противостоять любым своим врагам» [18] . Но при этом «архонты» сохраняли полную самостоятельность, и Мезамер мог выступать лишь как представитель их совета.
18
Men. Hist. Fr. 6; Свод I. С. 316, 317.
Иная ситуация сложилась у дунайских словен — в силу меньшей численности и меньших размеров их территории. Здесь уже в начале 560-х гг. из среды «игемонов» выделился признанный лидер. Звали его Добрята [19] . Добрята представлял весь племенной союз в дипломатических делах. Он же являлся вождем в общих военных предприятиях. При этом он обязан был считаться с мнением других «игемонов» и решения принимал совместно с ними. Но уже не лидер выступал как представитель других князей, а они — как его советники и соратники. Старшинство Добряты, таким образом, обрело «официальный», общепризнанный характер [20] .
19
У Менандра — , , (Men. Hist. Fr. 48; Свод I. C. 320, 321). Об этимологии см.: Свод I. С. 349–350.
20
Присоединяюсь к интерпретации «игемонов» Менандра как племенных вождей у О.В. Ивановой и Г.Г. Литаврина (Славяне и Византия. Раннефеодальные государства на Балканах. М., 1985. С. 49–50). В то же время авторы неоправданно, как представляется, отделяют «игемонов» от «управителей» («тех, кто возглавлял народ»). Из контекста фрагмента кажется совершенно очевидным, что речь идет об одних и тех же людях. Справедливо оспаривая гипотезу О.В. Ивановой и Г.Г. Литаврина, И.А. Левинская и С.Р. Тохтасьев предлагают в то же время считать игемонов «старейшинами», «представителями племенной верхушки» (Свод I. С. 348–349). Но у Псевдо-Кесария понятия «архонт» и «игемон» применительно к славянам — синонимы (Свод I. С. 254). Нет оснований считать, что ко времени Менандра и в его труде что-то изменилось. Итак, думается, что О.В. Иванова и Г.Г. Литаврин были абсолютно правы, рассматривая Добряту как вождя племенного союза, где каждое племя «имело своего архонта» (Иванова, Литаврин 1985. С. 49).
Таким образом, антский и дунайский союзы представляли собой две стадии одного и того же процесса, от попустительства которому будет предостерегать своих военачальников император Маврикий несколько десятилетий спустя: «… дабы враждебность ко всем не привела бы к объединению или монархии» [21] . Анты представляли собой на 560 г. еще «объединение», но дунайские словене сделали ощутимый шаг к «монархии». Еще ближе к ней стоял удаленный от границ державы ромеев союз дулебских племен. Здесь уже в первой половине VI в. имелся общий сакральный лидер, «великий князь» (Мусок-Маджак). Его резиденция, град Зимно, — неоспоримый политический и экономический центр союза. Само местное название городища связано с зимовкой здесь правителя. В огромном дулебском союзе гощение великого князя следовало за гощениями «малых» князей и приходилось на весну — лето. Власть «Маджака» передавалась по наследству в рамках клана.
21
Maur. Stmt. XI. 4: 30; Свод I. С. 374, 375.
Император-стратег правильно указал и главную побудительную причину сплочения славянских племен — стремление на равных противостоять общим для всех внешним угрозам. В середине VI в. в роли такой угрозы выступали, прежде всего, кочевые племена. Возможно, что именно вторжения кочевников в 550-х — начале 560-х гг. привели к ускорению описанного процесса.
Поход Забергана
На протяжении почти столетия славяне поддерживали разнообразные контакты с гуннскими племенами — прежде всего с болгарами. Контакты эти до середины VI в. носили, как кажется, преимущественно мирный характер. Особенно тесно были связаны со Степью анты. Жившие в Поднепровье болгары-кутригуры оказали сильное воздействие на антскую культуру. Словене, а прежде и анты, были связаны с кутригурами борьбой против Империи. Хотя о совместных набегах до описываемого времени ничего не известно, но болгары и славяне не раз использовали успехи друг друга. Например, в 551 г. кутригуры вторглись во Фракию, только что разоренную словенским нашествием.
Политика Юстиниана, пытавшегося разобщить северных «варваров» и столкнуть их между собой, принесла некоторые плоды. С 545 г. действовал союз Империи и антов, направленный против кутригур. Анты были обязаны препятствовать их набегам на державу ромеев. Действительно, с момента заключения этого союза и до 559 г. единственным нападением болгар явился упомянутый набег в 551 г. Но тогда первоначальной целью кочевников была не Фракия, а лангобардская Паннония, и именно туда шли они через зону, подконтрольную антам.
В свою очередь, новая ситуация объективно сближала кутригур и словен, хотя связь этих последних с «гуннами» была гораздо слабее. Для антов же естественным союзником становились другие соседи — жившие в Приазовье и на Дону болгары-утигуры. Утигур в 550-х гг. возглавлял хан Сандилх. В 551 г. он заключил союз с Юстинианом против кутригур и получал за сдерживание западных сородичей щедрые ежегодные выплаты.
Контакты антов с утигурами и жившими еще восточнее оногурами уже в середине VI в. привели к взаимному смешению антской и «гуннской» знати. Во всяком случае, в «Именнике болгарских ханов» [22] двое правителей второй половины VI–VII в. (Гостун и Безмер) носят явно славянские имена. Из славяноязычных же племен с восточными, приазовскими «гуннами», предками дунайских болгар, соседствовали именно анты [23] . Но есть основания думать, что и связи между антами и кутригурами не полностью сошли на нет. Во всяком случае, многолетнее соседство и смешение не могло не оставить иных следов, кроме культурного наследства. Именно давние контакты и родственные связи антов с кутригурами могли сыграть решающую и почти что роковую для Империи роль в конце 550-х гг.
22
Именник на българските ханове. София, 1981. С. 11–12. На сегодняшний день это лучшее научное издание «Именника», хотя с конъюнктурами И. Богданова не всегда можно соглашаться. Из отечественных исследователей второй половины XX в. «Именником» занимался М.Н. Тихомиров. Его работа «Именник болгарских ханов» (последнее издание в кн.: Тихомиров М.Н. Исторические связи России с Византией и славянскими странами. М., 1969) обозначила целый этап в изучении памятника. Но при всех своих несомненных достоинствах сейчас она уже несколько устарела. Перевод на современный русский язык Д. Полывянного (Родник златоструйный. М., 1990. С. 176–177) преследовал чисто литературные цели и потому отчасти волен. Он издавался, конечно, без оригинального церковнославянского текста, снабжен крайне скупым комментарием и содержит частные ошибки. К слову, этими недостатками грешат и многие литературные переводы (а по сути — реконструкции и интерпретации) на современный болгарский. Перевод И. Богданова (Именник 1981. С. 16–17) фактически является реконструкцией первоначального вида и смысла памятника в видении самого ученого, но это ясно оговорено, и перевод, как и текст, снабжен подробным обосновывающим комментарием.
23
В XIX в. славянские имена в «Именнике» и ряд других, менее значимых известий (например, из труда дубровницкого автора XVI в. Мавро Орбини — см. его первый полный русский перевод, издание коего, к сожалению, выдержано в духе странной «сенсационности» и лишено научного аппарата: Орбини М. Славянское царство. М., 2010) стали основой для построения «антитуркистских» теорий в болгарской историографии. «Антитуркизм» являлся в большей степени порождением политики, а не науки, выражая отторжение всего турецкого и тюркского в молодом Болгарском государстве. «Антитуркисты» отрицали тюркское происхождение древних болгар (булгар), рассматривая их как славян или «ариев». «Антитуркизм» нашел поддержку и у некоторых русских ученых панславистского направления (прежде всего Д.И. Иловайского в труде «Разыскания о начале Руси», где и гуннов предлагалось считать славянами). Собственно, первым «антитуркистскую» концепцию и сформулировал русский историк первой половины XIX в. Ю. Венелин («Древние и нынешние болгары»), доказывавший, что все гуннские племена античных авторов — славяне. В русской науке убедительное аргументы против славянства европейских кочевников дал В. Васильевский («О мнимом славянстве гуннов, болгар и роксолан». 1882–1883). В XX в. накопление археологических материалов, новые достижения в изучении письменных источников поставили точку в споре «туркистов» и «антитуркистов». Огромную роль здесь сыграл обобщающий труд В. Златарского «История Болгарского государства в Средние века» (1918), не потерявший значения до сих пор. Некоторый подъем «арийская» теория происхождения болгар пережила лишь в начале 40-х гг., в пору политического сближения с нацистской Германией. В значительной степени преодолению «антитуркистских» заблуждений способствовало сотрудничество болгарских и советских ученых в послевоенный период. Ни у кого из ведущих специалистов по болгарской истории ныне не вызывают сомнения тюркские корни болгар. См.: Ангелов Д. Образуване на българската народност. София, 1971; Литаврин Г.Г. Византия и славяне. СПб., 2001. С. 192 и след.; Петров П. Образуване на българската държава. София, 1981. Имена Гостуна и Безмера легко объяснить болгарско-славянскими контактами. Что касается упомянутого известия М. Орбини (Орбини 2010. С. 449), то его происхождение (при очевидной легендарности) ясно установлено. Предки болгар в его версии, братья «Вукич» и «Драгич» — на самом деле братья Утигур и Кутригур из гуннской легенды, приводимой Прокопием Кесарийским. Дубровницкий историк в духе многих своих современников вольно интерпретировал древнего автора. Он безо всяких оснований отождествил названных Прокопием легендарных ханов с безымянными «двумя князьями», упоминаемыми в «Хронографии» Феофана. Притом Орбини принял за имя одного из них слово «болгары», а за имя другого термин «дронг, друнг» — «пехотный отряд»; впрочем, в этом он основывался на латинском переводе Анастасия (См.: Феофан Византиец. Летопись. Рязань, 2005. С. 196–197; Гръцки извори за българската история. Т. III. София, 1960. С. 237–238 — там же история вопроса). Сам Орбини, что показательно, ошибочно приписывает сведения Феофана здесь и далее Павлу Диакону. Эволюция легенды прослежена И. Богдановым в связи с изучением «Именника болгарских ханов» в кн.: Именник 1981. Итак, «протоболгары», вне всякого сомнения, являлись тюркоязычными «гуннами» по происхождению. Вместе с тем столь же очевидно, что в болгарских ордах присутствовали разноплеменные элементы. Болгары неразрывно смешались в европейских степях с аланами, задолго до переселения на Дунай испытывали воздействие славян, местами переходили к оседлому образу жизни. Безотносительно к происхождению племенного названия, династий, аристократии и первого болгарского государства в целом предками современного болгарского народа и создателями его культуры являются, прежде всего, словене и анты Подунавья.
В 558 г. хан кутригур Заберган (Забер-хан) перенес свои кочевья на юго-запад, к самому Дунаю [24] . Анты не воспрепятствовали этому. Источники вообще не упоминают об их позиции или действиях. Похоже, что антские вожди по каким-то причинам предпочли не заметить угрожающего переселения кутригур к рубежам державы ромеев [25] .
Зимой, когда Дунай покрылся льдом, болгарская конница перешла реку недалеко от дельты и вступила в пределы провинции Скифия. Болгар сопровождали словене, обеспечившие хана пехотой.
24
Agath. Hist. V. 11. (Здесь и далее см. последнее издание перевода М.В. Левченко: Агафий Миринейский. О царствовании Юстиниана. М, 1996. С. 184 и след.)
25
Слишком усложнено, как представляется, толкование начала 6-го фрагмента Менандра («Архонты антов были поставлены в бедственное положение и против своих надежд впали в несчастье…» — см.: Свод I. С. 316, 317) у О.В. Ивановой и Г.Г. Литаврина (1985. С. 52; Свод I. С. 270). По их мнению, анты все же воевали с кутригурами и потерпели поражение. Но в указанном фрагменте речь лишь о войне с аварами — ср. Свод I. С. 328 (Примеч. 13). Даже если принять отождествление Котрагира из Менандрова фрагмента с Заберганом (Marquart I. Die Chronologie der altt"urkischen Inschriften. Leipzig, 1889. S. 78; Marquart I. Osteuropaische und Ostasiatische Streifziige. Leipzig, 1903. S. 147, 504), не вижу достаточных оснований связывать его враждебность к антам с событиями 558–559 гг. Сам факт длительного союза антов с Империей был бы для этого вполне достаточен. М.И. Артамонов, напротив, полагал, что нападения кутригур на Империю после 545 г. «стали возможными только с согласия и при участии антов» (Артамонов М.И. История хазар. СПб., 2002. С. 130). Но ни об одном болгарском набеге совместно с антами в источниках данных нет. Забергану в 559 г. напрямую помогали словене, а не анты.
На каких условиях словене вступили в войско Забергана, нам неизвестно. Характерно, однако, что из пяти авторов, рассказывающих нам об этом нашествии, двое (Агафий и Виктор Тонненский) о словенах не говорят ничего. Очевидно, и численность их в войске Забергана была не слишком велика, и роль, сыгранная ими в событиях, незначительна. Очевидно и другое — едва ли речь могла идти о равноправном союзе. Скорее, Заберган привлек в 558 г. в свое войско отдельные словенские дружины посулами добычи, а может, и принуждением. Появление многочисленной болгарской орды у границ дунайских словен само по себе было грозным фактором давления. Вместе с тем о силовом завоевании словенских земель говорить нельзя — на памяти Менандра словенские земли в Подунавье не подвергались нападениям до конца 570-х гг. [26]
26
Men. Hist. Fr. 48; Свод I. С. 320, 321. Фраза («Их же собственная земля каким-либо другим из народов — никоим образом [не опустошалась]»), конечно, является преувеличением. Менандр, вероятно, знал о походах Хильбуда (Свод I. С. 352. Примеч. 72.2). Но Хильбуд погиб до рождения Менандра и задолго до прихода в Европу аварского кагана Баяна, мысли которого историк излагает. Если бы дунайские земли словен подверглись нашествию болгар на описываемом самим Менандром отрезке времени, эта фраза выглядела бы просто нелепо.
Итак, болгарско-словенские силы Забергана перешли Дунай. Малая Скифия (нынешняя Добруджа), куда они вступили, была в ту пору редко заселена (отчасти же заселена «варварами» — словенами и антами). По словам Агафия, Заберган нашел «тамошние местности лишенными обитателей». Не встречая сопротивления, он миновал Скифию и Нижнюю Мезию. При этом он не нападал на местные города. Воссозданный Юстинианом в 530-х гг. дунайский лимес был прорван «варварами» на самом слабом участке. Агафий подробно анализирует причины беззащитности Фракии в 559 г. Он указывает при этом на истощение военных сил Империи в войнах и политику чиновников, сокращавших армию и экономивших на ней в угоду двору и аппарату [27] .
27
Agath. Hist. V. 13–14; Агафий 1996. С. 187–188.
Как бы то ни было, в марте 559 г. болгары и словене безнаказанно вторглись во Фракию [28] . Заберган требовал от Юстиниана передать кутригурам субсидии, прежде причитавшиеся утигурам [29] . Пока же он хотел продемонстрировать свою мощь ромейскому императору.
Орда разделилась. Часть войск Заберган отправил на юг, в Элладу, с приказом захватить «незащищенные гарнизонами места». Значительное войско было послано на Херсонес Фракийский, с тем чтобы захватить полуостров с тамошними кораблями и затем переправиться на азиатский берег. Целью Забергана в данном случае являлся азиатский порт Авидос с богатой таможней. Резонным является предположение, что словене в основном сопровождали именно эту часть войск. По крайней мере, их упоминают лишь в связи с действиями «варваров» во Фракии [30] . Сам хан с 7000 воинов (отборной болгарской конницей) двинулся прямо на Константинополь [31] .
28
Agath. Hist.V. II; Агафий 1996. С. 185; Свод 1. С.268 (Малала), 269 (Виктор Тонненский), 287 (Иоанн Эфесский у Бар-Эбрея); Свод II. С. 253 (Феофан).
29
Agath. Hist. V. 12; 24; Агафий 1996. С. 185, 204–205.
30
Комментарий Г.Г. Литаврина к тексту Малалы (Свод I. С. 271–272).
31
Agath. Hist. V. 11–12; Агафий 1996. С. 184–185.