Славянские шутки (О нелегкой жизни украинских националистов)
Шрифт:
На краю одной из лавок, ближе всего к заднему борту, сидел молодой казак, ранее захвативший в плен Петро, Мурзика и Нечипурло. Он, исполняя роль конвоира, продолжал бороться с папахой, постоянно съезжавшей ему на глаза. Делал это казак правой рукой, а левой держался за свою длинную шашку, торчавшую между ног. Поскольку руки у него было всего две, то автомат ему пришлось положить на лавку рядом с собой.
Но пленных этот факт не интересовал, поскольку никто из них никуда убегать не собирался. А поднимать восстание, связанное с отъемом оружия у конвоира — тем более.
В
Все объяснялось достаточно просто. У него была сестра, с которой они являлись двойняшками. В свое время она вышла замуж за студента, учившегося в одном из волгоградских ВУЗов, и уехала с ним на Украину, поскольку родом он был из Луганска.
Жили они — не тужили. Появились у них дети. Мальчик и девочка. Сергей неоднократно ездил к ним в гости и радовался за эту семью. Но вдруг случился на Украине государственный переворот и покою наступил конец.
Муж сестры записался в ополчение и погиб в одном из самых первых боев с бандеровцами. Сергей немедленно приехал в Луганск и отправил сестру с детьми домой. А сам остался. Почему? Если б его кто-то спросил об этом тогда, вряд ли бы этот кто-то добился от него вразумительного ответа.
Злость за то, что закончилось мирное время? Возможно. Месть за зятя? Тоже не исключено. А может, вспомнились Сергею рассказы матери о дедушке, который в сорок четвертом году попал в плен и был удушен газом в одном из концентрационных нацистских лагерей? Да еще то, что его маленьким племяннику и племяннице хотели запретить говорить на своем родном языке?
Сергею не потребовалось искать объяснение своим действиям. Он записался в ополчение и сообщил, что в свое время отслужил срочную службу в войсках России, а сейчас увлекается стендовой стрельбой и имеет даже значимый разряд в этом виде спорта.
В данный период времени он являлся командиром одной из рот, пользовался заслуженным авторитетом у соратников и возвращаться в Волгоград не собирался, так как по его выражению «еще не все гниды уползли обратно в свой фашистский гнидятник»…
Внимание Сергея вдруг привлек странный человек. Он стоял на обочине перед знаком «ЛУГАНСК» и истово крестился.
— Гляди, вон впереди какой-то бородатый придурок автомобильному знаку молится, — сказал он водителю.
Неожиданно они услышали свист. Звук, нарастая, приближался. Водитель, достаточно опытный боец, нажал на тормоз и остановил машину прямо на дороге.
— Гаубичный снаряд, — авторитетно заявил он. — Впереди пролетит.
Звук, нарастая все более, превратился в рев и, наконец, раздался взрыв. Метрах в пятидесяти от автомобильного знака земля поднялась фонтаном, и дым закрыл стоявшего там человека.
— Черт, лупят, куда перегар пошлет, — сказал Сергей. — Подъедь поближе, может, жив остался…
Когда грузовик подъехал к месту разрыва снаряда, сидящим в кабине представилась следующая картина: знак был цел. Обхватив руками один из столбиков указателя, на земле сидел седой бородатый толстяк. Безумно вытаращенные глаза на его лице свидетельствовали о крайней степени обалдения, посетившей участника неожиданного боевого действия.
— Контужен, как кролик дубиной, — заявил опытный в таких делах водитель.
— Пойдем, погрузим его в кузов, — сказал Сергей. — Как раз в больницу едем…
Они вышли из машины, отодрали руки отца Пафнутия (ибо это был, естественно, он) от столбика автомобильного знака, и приволокли его к борту кузова. Несколько легко раненных пассажиров спрыгнули на землю и помогли затолкать попа в кузов, где его приняли Мурзик с Нечипурло (последний тоже оказался раненым, так как в суматохе успел огреть самого себя огнетушителем по голове и заявить, что его контузило взрывом мины). Пафнутия усадили на одну из лавок, прислонив его спиной к борту, и грузовик тронулся с места. Казак, положив автомат рядом с собой, принялся привычно возиться с шашкой и шапкой.
Петро, испустив жалобный стон, повернул голову в сторону отца Пафнутия и взглянул на него. Узнавание произошло мгновенно! Глаза Петро радостно блеснули, он приподнялся на руках и негромко произнес:
— Ага-а-а… Вот ты мне и попалась, сволочь бородатая!
— Это ты кому? — удивился Мурзик, сидевший напротив Петро.
Москалюк, не ответив грузину, резко вскочил с лавки. Быстрым движением он взял за дуло автомат казака. Тот попытался выхватить из ножен шашку, но не смог, потому что не хватило длины рук. Петро, не теряя времени, одним прыжком достиг лавки, на которой сидел Пафнутий, размахнулся автоматом как веслом, и врезал святому отцу широкой частью приклада по уху.
Пафнутий свалился с лавки на пол кузова, и крикнул:
— Спасите, добрые люди!
Казак вскочил на ноги и попытался снова выхватить шашку. Клинок никак не хотел доставаться. Тогда доблестный наследник дедовской боевой славы принялся вертеться на месте, по-разному меняя положения тела и пытаясь совладать с непослушной шашкой. Но все его попытки были тщетны. Ибо: если руки расти закончили, то длина их уже никак не изменится. Хоть стой — хоть падай…
Обстановка в кузове изменилась так резко, что остальные пассажиры просто застыли в прострации! Ничего не понимая в происходящем, они смотрели на казака, который вертелся на месте подобно балаганному клоуну, и на Петро, продолжавшего действовать в каком-то одухотворенном порыве, не чувствуя при этом боли в поврежденной спине.
Москалюк отбросил в сторону автомат, ставший ему теперь ненужным, левой рукой схватил отца Пафнутия за ворот пальто, рывком поднял его с пола и от души дал тому кулаком в глаз. Священник опять упал на пол, и к нему полностью вернулась память.
— Ты что творишь, сын мой! — вскричал он.
— У меня в роду никаких козлов нет! — проорал Петро.
И тут же, упав сверху на Пафнутия, схватил того руками за горло и принялся душить, сладострастно при этом урча.
Мурзик, очнувшись первым, подбежал к Москалюку и принялся оттягивать его от попа. Спустя несколько секунд к нему присоединились Нечипурло и другие товарищи. Казак, наконец, включив в работу голову, снял ремень, и ножны сами свалились с клинка.