След "черной вдовы"
Шрифт:
— А у кого?— невинно спросил Грязнов, и Ахмет улыбнулся:
— Коммерческая тайна, начальник.
— Да это понятно. Но мне не конкретное лицо нужно, адресок бы.
— Говорили, из Питера, а кто конкретно… — Он пожал плечами.
— На Вампира намекаешь… Или на папашу его, что в Крестах загорает?
Ахмет вдруг шумно вздохнул и приподнялся.
— Знаешь, начальник, пойду-ка я лучше. Спасибо за угощение. Не будешь возражать?
— А как же второе? — опять «не понял» Грязнов. — Отличные отбивные будут! Ну чего ты, ей-богу? Посидели бы, как люди, еще. по рюмочке. Впрочем, если у тебя срочные домашние дела, задерживать не стану. И Рустаму скажу, чтоб случайно не сболтнул. Но он — четкий мужик, так что за себя можешь быть спокоен. И еще совет на дорожку: ты тоже с этим делом, — Вячеслав Иванович
— Ты — начальник, — натянуто засмеялся Ахмет, — а я, стало быть…
— Вот и молоток, правильно понял, — улыбнулся Грязнов. — Ну отдыхай тогда.
И когда тот торопливо ушел, Вячеслав Иванович разлил коньяк по рюмкам, молча поднял свою, так же, одним жестом, пожелал сыщикам здоровья и выпил, крякнув, будто хватил стакан самогона, чисто по-русски. Стал отрешенно ковыряться в салате.
— Вы его давно знаете, Вячеслав Иванович? —- спросил Филипп. — Как-то он странно отреагировал, да, Коль?
— А ведь когда-то был очень даже неплохим агентом, — безотносительно, будто о постороннем, вздохнул генерал. — Что времена с людьми-то делают, а?
— Сам ушел или вы отпустили?
— Значения теперь уже не имеет, — небрежно отмахнулся Грязнов. — И вспоминать не хочется… Короче, нехороший прокол у нас случился, и его чуть было «на перо» не поставили. А у него жена молодая, только женился. И уже с пузом. Что ж мы — не люди, не понимаем? Ладно, проехали… А ведь он, между прочим, — заметили? — все нам сказал.
—Точнее, подтвердил, —поправил Филипп. — Жаль, про балерину не спросили, может, тоже чего слышал…
Наверное, нет… Уверен, что нет… А мы об этом лучше у Боксера поинтересуемся. У меня к нему вообще имеется теперь много вопросов. Вот и повод наконец встретиться…
Глава восьмая
РАЗБОРКИ МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ
1
У Константина Дмитриевича Меркулова в одночасье оказалось в руках столько информации, а главное, конкретных адресов, что он, посовещавшись со своими основными «советчиками», предложил использовать уже имеющийся немецкий опыт, когда те накрыли сразу три десятка фирм, и начать подобную акцию в России. Имелось в виду задержание Максима Масленникова в Петербурге, обыски и задержания подозреваемых в убийствах и похищении в Москве, их допросы и затем немедленная передача материалов в Германию, Турецкому. Причем все оперативные мероприятия планировалось провести одновременно, чтобы тем самым сбить с толку самих преступников, вызвать у них полнейшую растерянность.
Но помимо этого еще оставался открытым вопрос с той женщиной, что, возможно, в какой-то степени руководила действиями несчастной бомжихи Нюрки, которая, не исключено, ее же стараниями и превратилась в шахидку-смертницу. Однако в данной ситуации можно было обрести ясность лишь после допросов самого Масленникова и выявления его криминальных связей в обеих столицах, особенно по медицинской части. А также и после того, как бравые питерские чекисты под руководством Ивана Мохова выйдут из странной спячки и отыщут тех братков из «псковской» бригады, которые увезли Нюрку и клички которых уже назвал им на допросе хозяин кафе «Бодрость» господин Нефедов Сергей Степанович. Только вот что-то они все ни мычат ни телятся. А может, просто не хотят, чтобы с ходу развалилась их собственная, удобная во всех отношениях, «чеченская версия»? Ведь под это дело многое можно было списать. Да, поди, уж и постарались, и не одну тихую «зачистку» провели, и хвосты свои подобрали, а тут вдруг — раз, и на тебе! Большим конфузом, однако, запахнет. Особенно в глазах своего же бывшего коллеги. Вот и тянут, сопротивляются очевидным фактам.
Впрочем, если так рассуждать, можно далеко зайти. Ну, например, предположить, что тех братков давно уже и взяли, и хорошо допросили, а теперь просто не знают, что с ними дальше делать. Оставлять в свидетелях или тихо убирать? И пока сами для себя этот кардинальный вопрос не решат, будут игнорировать и прямое указание заместителя генерального прокурора — все допросы задержанных по данному делу производить в его присутствии либо при непосредственном участии Гоголева.
На этой последней версии настаивал Гоголев, хотя сам же недавно обещал Меркулову не катить бочку на чекистов. Но у него именно с Моховым всегда были несколько натянутые отношения, при том что Виктор Петрович вообще старался с фээсбэшниками не конфликтовать. Да оно как-то уж сам собой получалось, традиционно, что ли.
Константин Дмитриевич морщился, но в глубине души почему-то верил интуиции своего заместителя в следственной группе. Однако не жаловаться же президенту на то, что чекисты его не слушаются: раз не слушаются, значит, сам и виноват.
Но к этой проблеме ничто не мешает вернуться позже. Главное— не прозевать теперь Масленникова и опять же даже на пушечный выстрел не допустить к нему чекистов. Получается, все оперативные действия придется проводить в глубокой тайне. Видимо, поэтому и не ринулся сломя голову Виктор Петрович по всем адресам, где мог находиться Вампир, а послал по ним своих собственных, верных сотрудников — установить тщательное и жесткое наблюдение и немедленно сигнализировать при обнаружении объекта, чтобы затем действовать быстро и решительно. Бывали уже случаи, и не такие редкие, к сожалению, когда соперничающие «конторы» предпочитали самым решительным образом «избавляться» от подобных объектов, лишь бы не подпускать к ним «соседей». Почему же сейчас может быть у них сделано исключение? Тем более что именно на Максиме Масленникове, судя по всему, «завязано» очень многое, да к тому же чрезвычайно опасное для некоторых лиц высшего государственного эшелона. И, значит, опять же кое-кому вполне могла прийти в голову весьма трезвая мысль, что рисковать своим положением не стоит. Проще избавиться от головной боли. Резонно, ничего не скажешь.
Вот примерно в таком духе и объяснил Гоголев огорченному Поремскому свою тактику. «Важняк»-то был сразу уже готов мчаться, стрелять, задерживать, допрашивать и так далее. Ну хорошо, а если объект в данный момент отсутствует по всем трем адресам? А если он вообще проживает по четвертому, нам еще неизвестному? Да он же после такой дружной и громкой акции, в которой будут задействованы практически все спецслужбы, просто исчезнет! Или у одной из этих «служб» вдруг сработает чувство самосохранения, и объект неслышно уберут. Окончательно концы утопят. Нет, действовать надо только наверняка.
Он, кстати, дал указание своему оперативнику, который охраняет Дарью Калинову, организовать ей справку от врача, что она заболела, простудилась, ей прописан строго постельный режим, и чтоб в театре все узнали, что она лежит в постели и кашляет. И ничего там у них без нее не случится, все равно лето и спектаклей нет. А ревизию атласных панталон и балетных пачек можно провести и позже. Зато не исключено, что Максим, с его-то характером и необузданным темпераментом, клюнет на это дело. Нет, Дарья — не подсадная утка, конечно, но… немного в этом роде. А в ее охране можно не сомневаться. Впрочем, если у Владимира есть в этой связи свои сомнения либо подозрения — да мало ли какие мысли могут вдруг посетить молодого человека, когда он знает, что у постели его дамы, извините за выражение, денно и нощно дежурит посторонний мужчина во цвете лет и в самом, что называется, соку? — то никто не станет возражать, чтобы и Поремский тоже подключился к ее охране. А что, может, так оно будет и сподручнее?
Г оголев хитро улыбался, но Владимир принял предложение за дружескую шутку и не обиделся. А в самом деле, уж не ревнует ли он Дашку? Это ж ни в какие ворота! Ой, а ведь, кажется, ревнует…
И пока «мэтры» вот так подшучивали и подначивали «молодежь», случилось происшествие, которое показало, что именно Виктор Гоголев как в воду смотрел, а не Владимир Поремский с его богатым воображением. И, собственно, оно, это событие, и отпустило все тормоза, которые еще сдерживали Константина Дмитриевича дать отмашку для всеобщей облавы. Не любил он все-таки половинчатых дел и вынужденных кардинальных решений, которые чаще грешат излишней самоуверенностью и избыточным темпераментом исполнителей, нежели являются следствием холодного рассудочного анализа руководителя операции либо его штаба. Отсюда, кстати, и проистекают всевозможные срывы, за которые потом приходится оправдываться, ссылаясь то на недостаток исходных данных и вообще фактического материала, то на срывы и ошибки оперативных работников, то на утечку информации, а то и на все, вместе взятое.