След Рыси
Шрифт:
Удар!
Нож прошел сквозь доспехи Гедрен, разорвав их, точно старый пергамент. Как только что по колдовскому мечу, по ним пробежала волна неяркого свечения — а затем из разреза хлынула кровь.
— Нет! — захрипела Гедрен. Стальной шлем исчез, словно его и не было, — лишь белоснежный плюмаж на мгновение задержался в воздухе сам по себе. Ведьма упала на колени, умоляюще простирая руки к брату. — Калидор, нет… Пощади…
Но тот взирал на происходящее с торжествующей улыбкой, не сделав ни шагу навстречу
Соня вырвала кинжал из раны. Синяя кровь на глазах разъедала стальное лезвие, и обломки металла падали наземь вместе с каплями густой, дымящейся жидкости. Девушка отшвырнула бесполезное оружие.
Гедрен была перед ней, на коленях. Алмазная диадема в черных волосах сбилась набок. Лицо, и без того бледное как мел, покрылось мертвенной синевой. Взгляд засеребрившихся, точно ледком подернутых глаз, был пустым и безумным. Но ведьма была еще жива, несмотря даже на то, что кинжал воительницы пронзил ей сердце.
Схватив ее за волосы, Соня рывком откинула голову Гедрен назад…
И полоснула острыми ногтями по подставленному белоснежному горлу — как раз там, где синей жилкой суматошно бился пульс.
А затем с презрением оттолкнула от себя захлебывающееся кровью тело.
Гедрен забилась в агонии. Глаза вспыхнули болотной зеленью — затем налились алым — и почернели. Густая синяя кровь хлестала мощным потоком, мерцая и переливаясь, точно ртуть, так что Калидору пришлось отступить к самому возвышению в центре зала.
Рядом Соня внезапно заметила свой меч. От-кула он взялся?.. Но у нее уже было сил удивляться. Она молча вложила клинок в ножны. А затем в изнеможении опустилась на помост, уткнувшись лицом в ладони. Но когда вновь подняла голову, взгляд серых глаз был суровым и отрешенным.
— Никогда не думала, что так трудно убить ведьму, — проговорила она негромко, глядя на лежащую без движения колдунью. Озерцо синей крови еще колыхалось вокруг трупа, словно жило своей собственной жизнью…
— Она не была ведьмой.
— В самом деле? А кем же тогда? — Соню, казалось, уже ничто не способно удивить. Но Калидору это удалось.
— Даймоном. Как и я сам, — просто ответил тот. — Собственно говоря, мы с ней были одним существом.
— Как мило… — В голосе девушки сквозила бесконечная усталость, но любопытство все же взяло верх. — Может быть, ты еще объяснишь, что это значит? Что все это значит…
— Разумеется. Ты это заслужила, — без тени насмешки отозвался Калидор. Он не спускал тревожного взгляда с колышущейся синей жидкости на полу, что понемногу светлела, принимая зеленоватый оттенок. — Мы были пленниками этой цитадели и друг друга. Освободить одного могла лишь смерть другого. Осознав это, мы заключили договор: по очереди спускаться в Нижний Мир. Там каждый пытался отыскать способ разделаться со вторым. Это было забавно…
—
— Конечно. Ведь это не настоящая смерть. Когда мы оба лишимся телесной оболочки, то воссоединимся вновь и пребудем вовек в своем собственном мире.
— Но почему вы разделились? Как могло такое произойти?
Калидор повел плечами:
— Существо, которым мы были… оно было слишком разным. Это естественно для даймона — но человеческому телу оказалось не под силу вместить столь многогранную природу. И мы раздвоились. И слишком поздно поняли, что совершили непоправимую ошибку…
Соня перевела взгляд с черноволосого мужчины на труп его сестры, покоившийся в луже подрагивающей зеленоватой жижи. Что им здесь было нужно?!
— Мы хотели жить, — отозвался Калидор на невысказанный вопрос. — Это так… привлекательно. Все больше наших собратьев стремятся сюда, в Нижний Мир.
— Зачем? И почему именно сейчас?
— Жить, я же сказал! Дышать. Наслаждаться. Любить. Убивать. Все равно… Это так прекрасно! — Многоцветные глаза даймона вспыхнули.
И Соня с ужасом осознала, что для такого, как он, и впрямь нет разницы между любить и убивать.
— Я слышала от жрецов, — промолвила она, — будто иногда наступают времена, когда мир тонкий и мир реальный пересекаются, границы между ними делаются совсем тонкими и уязвимыми. И чем тоньше эти границы, тем больше обитателей Горних Миров может попасть в мир людей.
Калидор кивнул.
— Они правы. Миры то расходятся, то соединяются вновь — так волна накатывает на берег, а затем отползает обратно.
Соня задумалась, вспоминая. Говорили — хотя в это ей было трудно поверить, — будто еще два века назад о Зверобогах никто не ведал, кроме жрецов тайных святилищ. По всей Хайбории Митра был единственным богом, а в Туране безраздельно властвовал Эрлик. Но потом вспомнили и давно позабытых божков: Нергала, Сета, Птеора, Иштар — и невесть кого еще. Пока наконец не пришли истинные Боги. Не имеющие человеческих лиц.
— Когда миры разделены, — продолжил Калидор, — богов становится все меньше. И меньше чудес. Вымирает магия. Даже простейших демонов чернокнижникам уже не докликаться…
— Я всегда думала: это потому что магию преследовали. Колдунов жгли на кострах. Да и сейчас еще в Немедии и Аквилонии…
— Все верно. Но это взаимосвязано. В мертвые времена всегда так. Их еще называют глухими— потому что один мир не в силах докричаться до другого. Если глухое время длится дольше — боги уходят вовсе. И даже вера в них умирает. — Даймон горделиво выпрямился, и недобрая усмешка озарила застывшие черты. — Но сейчас вновь пришло наше время! Многие из тех, кому в твоем мире возводят храмы и приносят жертвы, именуя богами, отнюдь не являются ими… И очень скоро я буду среди них.