След страсти
Шрифт:
У нее уже не было сил сопротивляться, когда Оскар подошел к ней, обнял и поцеловал в щеку:
— Бедная ты моя девочка, и куда же тебя несет? Я же хотел твоего счастья, я все делал для этого. В чем моя ошибка?
— Ты, Оскар, хотел, чтобы я приняла форму твоей жизни, а я не смогла. Ты подделывал меня под себя, как если бы у меня были длинные ноги, а ты, уложив меня к себе в постель, решил мне их подпилить, чтобы я там уместилась. Как там по мифологии? Прокрустово ложе[1]?
— Но там другая история...
— А у меня — своя история. И я не хочу,
Она не помнила, как вышла, как ехала в лифте. В дверях подъезда она столкнулась с какой-то женщиной, чуть не сбив ее с ног. Во дворе машины не было. Амфиарай еще не вернулся. Рита села на скамейку и закрыла глаза.
— Вам плохо? — услышала она над головой, но глаза так и не открыла. Она уже знала, кому принадлежит этот голос.
— Тебя как звать?
— Саша.
— Я знаю, ты следил за мной... Робкий, застенчивый... Что же это ты ни разу не предложил мне что-нибудь помочь донести с рынка? — Она говорила, но сквозь боль и гул в голове почти не слышала произнесенных слов.
— Не знаю. Не смог подойти...
— А я вот смогла... — Глаза открылись, она оглянулась, и ей показалось, что все, что произошло с ней в последнее время — вечеринка у Лени с Верой, какой-то призрачный загородный дом с апельсинами вместо бильярдных шаров, пахнувшее корицей молодое мужское тело, платиновый браслет и разрыв с Оскаром — наваждение, фантазии, попытка взглянуть на свой брак со стороны. В то время как реальность вот она, в лице этого парня по имени Саша, влюбленного в нее безнадежно и ловящего ее взгляды. Знакомый и тихий двор, зеленый, с мирным жужжаньем мух и пчел, и теплая от солнечных лучей скамейка...
— Саша, будь другом. У тебя есть деньги?
— Есть.
— Купи мне коробочку с соком «Джей севен», пожалуйста.
— ???
— Я люблю персиковый. А если не будет, то виноградный, из черного винограда...
Три часа на солнечной скамейке
Вместо одной коробки Саша купил и принес Рите три: персиковый, из черного винограда и яблочный. А себе — бутылку пива. Ему хотелось выглядеть перед материализовавшейся внезапно мечтой более взрослым. Припекало солнце, они говорили ни о чем, хотя его так и распирали вопросы: как прошел разговор с Оскаром? они помирились или поссорились? где Амфиарай, который должен был вернуться уже часа два тому назад? где и с кем она останется жить? кого любит?
— Наверное, я выгляжу смешным. Сижу с вами, говорю, и мне кажется, что все это не со мной. Я не знаю, что я могу для вас сделать, но все равно, запишите мой телефон, мало ли что... — Он еще помнил возвращение своей «блудной матери», а потому не исключал и такой вариант. Хотя представить, чтобы кто-нибудь бил Риту, было просто невозможно. Но, с другой стороны, Амфиарай-то исчез. И Рита, делая вид, что она просто сидит и беседует с ним, все равно посматривает в сторону арки, где может появиться черная машина грека.
— Вы ждете кого-то? — наконец решился спросить он, после того как его номер телефона был тщательно, большими и жирными цифрами, написан на вырванном листке записной книжки и почти насильно вложен в руку Рите.
— Если честно, то да. Один человек должен приехать за мной сюда, но почему-то не приехал... Подумал, наверное, что я возьму такси... Скорее всего, так и придется сделать. Ты не поможешь мне? Не вызовешь машину? Я ужасно боюсь ездить с частниками. Мне столько страшных историй рассказывали об этом.
«Значит, она все-таки ушла от Оскара».
— Рита, можно я буду вас так называть?
— Да конечно можно. Так ты вызовешь такси?
— Это не мое дело, я понимаю, но ведь вы же ушли от мужа.
Она даже поднялась с места, чтобы взглянуть ему в глаза.
— Послушай, а вот это действительно не твое дело.
У нее лицо стало розовым, а глаза заблестели, словно он сказал что-то неприличное.
— Может, и не мое, но ваш муж переживает, он страдает...
— А ты откуда знаешь?
— Я разговаривал с ним. Сегодня. Мы познакомились... — И он в двух словах рассказал ей о своей вполне удачной попытке познакомиться и войти в доверие к Араме.
— Да, парень, тебе палец в рот не клади. Значит, ты был у него? И он сам рассказал тебе обо мне?
— Но ведь он должен с кем-то поделиться, он тоже живой человек...
— Живой! — передразнила она его. — Если бы ты только слышал, что этот живой человек наговорил мне, когда я пришла к нему и честно призналась, что ухожу к другому мужчине. Ты вот, к примеру, любишь меня. А ты знаешь, что такое любовь?
— Знаю, — сказал он, чувствуя, как у него начинают гореть уши. — Любовь — это когда целый день, а то и сутки, торчишь возле окна и ждешь появления объекта своего желания. Может, я, конечно, и коряво выражаюсь, но я бы все сделал, чтобы только видеть вас часто. Я готов мыть у вас полы, выбрасывать мусор — словом, делать всю грязную работу, только чтобы видеть вас. Слышать ваш голос.
— Все ты врешь. И все вы, мужики, врете. Ты бы приходил ко мне не для того, чтобы мыть полы, а чтобы получить возможность увидеть меня раздетой, чтобы подсматривать. Да ты не тушуйся, это нормально, особенно в твоем возрасте, но только мне все это не надо. Секс, если ты хочешь знать, меня начал уже раздражать. Куда ни посмотри — один секс.
— Но ведь все этим только и занимаются, — тихо сказал Саша и чуть не задохнулся от собственной дерзости. — Вот сейчас уже вечер, стемнело, а потом наступит ночь, и почти за каждым окном люди лягут в постель и займутся вот этим самым.
— А без этого что, нельзя прожить?
— Я не знаю, как у вас, у женщин, но мне парни из нашего класса рассказывали, что мужики без этого точно не могут жить. И если сначала им этого хочется ради удовольствия, то потом... как бы это сказать... В общем, они самоутверждаются, что ли, за счет женщин. И хотя я совсем не такой...