След тигра

Воронин Андрей Николаевич

— Хорошо, что ты поднял эту тему, — сказал Потапчук. — Вряд ли наша бухгалтерия согласится оплатить эту командировку…

— Это не обсуждается, — заявил Корнеев. — Никто не будет обижен — ни ты, ни твой человек.

— Прошу прощения, — сказал Федор Филиппович. — Обо мне речи нет. Если ты просишь помощи у старого друга, предлагать деньги, согласись, просто некрасиво. А если ты решил по сходной цене приобрести собственного, карманного генерала, то это, извини, не ко мне.

— Фу-ты, ну-ты! — со смехом воскликнул Корнеев. — Пар из ушей, дым из ноздрей, изо рта пламя, а из глаз — молнии… Не хочешь — не надо, у меня тоже лишних бабок нет, чтобы насильно их тебе совать. Ну, так как — договорились?

— Я подумаю, — сказал Федор Филиппович.

ГЛАВА 2

Допив кофе, Глеб взял со стола два сколотых медной скрепкой листка и снова,

уже в который раз, пробежал их глазами. Информации было немного, чего, собственно, и следовало ожидать. Какую еще информацию он хотел получить? Список членов экспедиции — десять человек, из которых целых шестеро числились рабочими, — примерный маршрут, который сто раз мог измениться в соответствии с полученными экспедицией данными о путях миграции тигров, и текст последней телефонограммы, где сообщалось, что экспедиция благополучно добралась до забытого богом леспромхозовского поселка — последнего населенного пункта, который значился в маршруте. Отсюда, из поселка, экспедиция должна была углубиться в тайгу и приступить к работе. Это, несомненно, было сделано — экспедиция ушла в тайгу и больше оттуда не вышла. Вот, собственно, и вся информация…

Глеб задумчиво потеребил кончик носа, спрятал листки обратно в прозрачную пластиковую папку, закурил. Мысли его упорно вертелись вокруг списка членов экспедиции. Шестеро рабочих, которые должны помогать четверым зоологам, — это много или мало? В разговоре с Потапчуком этот деятель из Фонда, Корнеев, отозвался о своих людях как об опытных, бывалых бродягах, проводящих полжизни в разнообразных экспедициях. Обычно такие люди самостоятельно, без помощи чернорабочих, разбивают палаточный лагерь, разводят костер и носят воду из ручья. Лишние люди в экспедиции — это лишние деньги, лишний груз продовольствия и инструментов, а значит, и лишние вьючные лошади. Или шесть рабочих как раз и заменяли лошадей?

Он снова покосился на папку. Чего в ней не было, так это списка экспедиционного оборудования. Были лошади или не было? Какими инструментами пользуются люди, занятые выслеживанием тигров с целью уточнения путей их миграции? Но больше всего Глеба интересовало оружие. Полный перечень стволов, взятых в тайгу сотрудниками Фонда, мог бы многое рассказать об истинных целях и задачах экспедиции. Быть может, эти шестеро на самом деле были не рабочими, а стрелками? Возможно даже, что в тайгу они отправились вовсе не следить за тиграми, а снимать с них шкуры… Впрочем, подумав немного, Глеб отказался от этой мысли. Несомненно, в том, чтобы спрятать под вывеской Фонда защиты редких и вымирающих видов хорошо организованную банду браконьеров, был определенный резон. Но зачем в таком случае Корнееву обращаться к Потапчуку и просить включить в состав экспедиции опытного разведчика, сотрудника ФСБ? Или Корнеев сам ничего не знал об истинных целях экспедиции?

Глеб с сомнением покачал головой. Он уже виделся с Корнеевым, и тот не произвел на него впечатления человека не от мира сего. Это был опытный бизнесмен, делец, видавший виды руководитель. Тем более что первую экспедицию, как и вторую, он формировал сам…

Гораздо более правдоподобным выглядело другое предположение: пропавшая экспедиция все-таки была не столько научной, сколько карательной. В разговоре с Федором Филипповичем Корнеев косвенно намекал на это, да и вообще… Этот его Фонд существует за счет средств, перечисляемых состоятельными людьми, и управляют им тоже, прямо скажем, не нищие. А бизнесмены, если уж берутся за дело, то, как правило, доводят его до конца. Задача перед ними стоит вполне конкретная: спасти уссурийского тигра от полного вымирания. Теперь так: почему тигр вымирает? Потому что его безбожно отстреливают ради наживы. Как его спасти? Реальный, действенный способ только один: отбить у охотников вкус к охоте. А у таежных аборигенов, живущих исключительно за счёт охоты на тигра, отбить желание охотиться можно только вместе с головой…

«Вот они и попытались, — решил Глеб. — Да только, видно, не на тех напали. Так что теперь, пожалуй, искать их бесполезно — даже косточек, наверное, не осталось…»

Он задумчиво поскреб пятерней затылок. Командировка обещала получиться очень, очень занятной. Но, чтобы оттуда вернуться и поделиться своими впечатлениями с Федором Филипповичем, придется изрядно попотеть…

«А ведь таких командировок у меня не было, пожалуй, с самого Афгана, — вдруг подумал Глеб, испытав при этом очень неприятное чувство. — Чтобы идти в колонне и все время гадать, откуда, из-за какого камня тебе выстрелят в спину… Да, от такого положения я уже успел отвыкнуть. Столько лет был охотником, что теперь в шкуре дичи как-то неуютно… Ну, спасибо, товарищ генерал! Ничего не скажешь, удружил так удружил».

Он посмотрел на часы, потушил в пепельнице окурок и пошел в прихожую за курткой — пора было отправляться на аэродром, чтобы познакомиться наконец со своим непосредственным начальником.

Глеб поехал в такси, резонно рассудив, что «разнорабочему» не пристало подъезжать к месту работы на вызывающе новом «БМВ». Именно такую должность он занимал в экспедиции — разнорабочий. В этой командировке у Глеба была двойная легенда. Для членов экспедиции он был рабочим, когда-то отслужившим срочную в войсках специального назначения и потому умеющим обращаться с оружием. О том, кто он такой на самом деле, знал только Корнеев — точнее, думал, что знает, потому что Федор Филиппович представил Глеба прапорщиком спецназа, прошедшим все горячие точки, начиная с Афганистана и кончая Чечней. Зачем понадобилась эта двойная конспирация, Глеб не понимал, но, как и генерал Потапчук, склонялся к мысли, что береженого Бог бережет. И потом, существование двойной легенды в данном случае просто неизбежно. Не мог же Потапчук, в самом деле, сказать Корнееву, кто он такой! Легенда стала неотъемлемой частью жизни Глеба Сиверова с того самого дня, как он увидел могильный камень, на котором было высечено его имя. Так что если у него и были какие-то основания для недовольства, так разве что звание, которое присвоил ему генерал: ходить в прапорщиках Глебу до сегодняшнего дня как-то не приходилось.

«Что это еще за звание такое — прапорщик?» — помнится, спросил он у Федора Филипповича, когда тот в общих чертах изложил ему легенду. «Самое хорошее звание при сложившихся обстоятельствах, — посмеиваясь, ответил генерал. — Я Корнеева знаю сто лет и доверяю ему почти как себе. Однако, согласись, штатский — он и есть штатский. Как ни крути, а совсем исключить возможность утечки информации мы с тобой не можем. Так вот, если станет известно, кто ты такой и откуда взялся, пусть лучше все думают, что ты — прапорщик. Сам знаешь, какое в народе бытует отношение к прапорщикам. Даже зная, что человек десять раз прошел через чертово пекло, его все равно никто не воспринимает всерьез, потому что он — прапор. У него по определению не может быть больше одной извилины. Так что, Глеб Петрович, ты уж постарайся не разочаровывать людей. Соответствуй своей репутации. Но только внешне!»

Вспомнив этот разговор, Глеб улыбнулся. Что бы там ни говорил Федор Филиппович о безграничном доверии, которое он испытывал к Корнееву, его отношение ко всей этой затее, похоже, было не менее сложным, чем у самого Глеба. Что ж, генералу ФСБ по долгу службы полагается быть подозрительным. Доверяй, но проверяй! Потапчук не отдавал Слепому прямого приказа держать ухо востро, но это, как обычно, подразумевалось само собой.

«Ну, хватит, — подумал Сиверов, рассеянно глядя на проносившиеся за окном таксопарковской „Волги“ улицы и площади весенней Москвы. — Что толку ломать голову, не имея практически никакой информации? Доберемся до места, тогда и посмотрим, что к чему. Эх, надо было все-таки попросить у Корнеева список оборудования первой экспедиции! Интересно, как бы он себя повел? Дал бы, наверное. Потому что, если бы не дал, сразу стало бы ясно: темнит, бродяга, водит наши славные органы за нос… Впрочем, мог бы и не дать, сославшись на какие-нибудь бюрократические закавыки: оборудование-де списано, список уничтожен, а то и просто затерялся… В общем, теперь это все неважно. Оборудование второй экспедиции я увижу безо всякого списка, своими глазами. Боюсь, мне еще многое предстоит увидеть — даже больше, чем хотелось бы. А может быть, все еще и обойдется. Может, они, эти без вести пропавшие, живы и здоровы. Разбили рацию, потеряли карту, заблудились, зазимовали… Вот прилетим мы в этот поселок, разгрузимся, а они шасть навстречу из тайги — здравствуйте! Сказка, конечно, но почему бы и нет? История о хорошо вооруженной, всесторонне подготовленной экспедиции, поголовно выбитой какими-то неумытыми браконьерами, тоже похожа на сказку. Только она почему-то кажется нам более правдоподобной, чем сказка про благополучное возвращение пропавшей полгода назад группы отлично подготовленных специалистов. Мы вообще охотнее верим в злые сказки, чем в добрые. Вот и тверди после этого, что человек по натуре добр и справедлив…»

Поисковая партия должна была отправиться в путь с аэродрома МЧС. Вылет назначили на завтрашнее утро. Временный штаб экспедиции разместился в просторном ангаре на краю летного поля. Расплатившись с таксистом, Глеб потянулся, закурил и не спеша зашагал к ангару, на ходу без особого интереса оглядываясь по сторонам.

Легкий ветерок трепал мертвую прошлогоднюю траву, раскачивал черные стебли бурьяна, играл застрявшим в редких корявых кустиках мусором. Вдалеке виднелась красно-белая вышка диспетчерской, из-за поросшего желтовато-серой щетинистой травой бугра выглядывали решетчатые бумеранги локаторов.