Следак 4
Шрифт:
Пахоменко весь рассказ так и просидел с открытым ртом. Слишком уж сильно история Ильюхина выбивалась из привычных схем обмана.
– Илья Валентинович, а ты уверен, что это была не милицейская операция? – уточнил он.
– Без понятых и протокола?
– Ну да, ну да. Если операция, то столько документов приходится подписывать – ужас, – вспомнил о своем личном опыте Пахоменко и тут же спохватился, что сболтнул лишнего. Но Ильюхин, похоже, не придал его словам значение, был полностью погружен в свою беду.
– И ведь все продумали гады, – продолжал сокрушатся «потерпевший». – В милицию с заявлением не пойдешь.
– Это точно, – пришел к таким же выводам Пахоменко. Афера своей простотой и наглостью поражала и пугала одновременно. Это же любого так можно с доплатой прокатить и, главное, ничего в ответ не предъявишь – руки связаны.
– Может в прокуратуру на них пожаловаться? – с надеждой спросил у старшего товарища Ильюхин.
– Так сам себя и подставишь, – озвучил свои недавние мысли Пахоменко. – Им возможно тоже достанется. Хотя не факт, могут сказать, что предотвратили совершение преступления. С них станется. Знаю я одного ушлого мента, вот тот точно так бы и заявил, – вспомнил он о своем недавнем знакомом, чтоб его. – Да и как ты докажешь, что была договоренность на шесть тысяч, и то, что тебе только две отдали? Документов-то, наверняка, никаких не подписывали?
– Не подписывали, – совсем поник Ильюхин. – Надо было предоплату брать. Да кто же знал?
– А Трушков что говорит?
– Не успел еще ему рассказать, Он с самого утра в горком уехал, папку с документами мне, в коридоре, на бегу передал.
– Так это когда было?
– Вчера. Вы уж, Виктор Сергеевич, никому не рассказывайте о моей беде, – вдруг спохватился Ильюхин. – И я тоже теперь буду держать язык за зубами. Я так подумал, что история если она вылезет наружу мне намного больше проблем принесет.
– Верно говорите, – одобрил Пахоменко. – Со своей стороны обещаю, дальше меня все, что вы мне рассказали не уйдет.
– Спасибо, – Ильюхин благодарно пожал руку старшему товарищу и поспешил удалиться.
– Ну и дела, – произнес хозяин кабинета, глядя на захлопнувшуюся за визитером дверь.
Глава 3
Конец года – все закрывают дела, дописывают отчеты, пинают подчиненных, оправдываются перед вышестоящим начальством или просто бухают. И совершенно никого невозможно заставить работать. Так что получив от ворот поворот от участкового, обслуживающего территорию, где проживает потерпевшая Прошкина, мне самому пришлось ехать на адрес и кошмарить злодеев.
– Лукерья Матвеевна, может ваша соседка все же вас бьет? – уже в машине я сделал последнюю попытку достучаться до потерпевшей и облегчить себе работу. – Может щипает или кидает в вас разные вещи?
– Нет, милок, ничего подобного Катька не делает. Сумасшедшей только называет, – тяжко вздохнула Прошкина над своей горькой судьбой. – Старой дурой еще зовет и говорит, что у меня мозги всмятку, – дополнила она.
Я мысленно сплюнул. Старуху ведь в психиатрическую лечебницу пытаются засунуть, а это совсем не курорт и даже не дом престарелых, но она все по правилам продолжает играть. До семидесяти дожила, а так и не поняла, что с мерзавцами бороться надо их же методами.
– Лукерья Матвеевна, может тогда пару недель в больнице полежите, подлечите старые болячки? Нет, нет не в психиатрической, в обычной, – поспешил я успокоить бабушку, а то у нее глаза на лоб полезли. Пошла искать защиты от дурдома, а защитник ее сам в дурдом решил доставить. – Боюсь, что в новогодние праздники ваши соседи как раз все и провернут, – поделился я с Прошкиной своими опасениями. – Катька же вам именно это обещала?
– Да как же так? – всплеснула она руками. – Новый год в больнице встречать?
– Это нужно для вашей безопасности, – терпеливо повторил я, а про себя добавил, что заодно можно будет провести независимую психиатрическую экспертизу с приглашенными специалистами, которая очень скоро понадобится.
– Не поеду! Лучше дома умереть! – Прошкина разревелась.
– Да чтоб тебя, – тихо выругался я.
Моя задача усложнялась. Состояла она в том, чтобы не допустить отправления Прошкиной в дурдом в новогодние праздники, то есть до решения вопроса о возбуждении уголовного дела, не хотелось мне героически ее оттуда вызволять, шансов мало. Поэтому я решил нанести серию превентивных ударов. Начал с жилконторы, где, даже не пытаясь понизить голос, при всех посетителях заявил:
– Поступила информация о готовившемся преступлении в отношении Прошкиной Лукерии Матвеевны – ее жилплощадью вскоре попытаются завладеть. Ваша гражданская обязанность – сообщить мне о злоумышленниках! Вот держите номер телефона, – я всунул в руку обалдевшего председателя ЖЭКа самодельную визитку. – Позвоните мне, когда кому-нибудь понадобится поквартирная карточка на квартиру Прошкиной!
Немногочисленные посетители и сотрудники ЖЭКа зашептались, провожая меня любопытными взглядами. Надеюсь, слухи разнесутся быстро и дойдут до предприимчивой супружеской пары Горбуновых, соседей Прошкиной, и они поостерегутся продолжать аферу пока все не уляжется. Да и председатель жилконторы, если он замешан, задумается, стоит ли ему принимать участие в афере, о которой уже знают в милиции.
Дальше на очереди был разговор с самими злодеями.
– Следователь Чапыра, – сунул я под нос гражданке Горбуновой свое удостоверение. – На вас поступила жалоба о том, что вы пытаетесь незаконными методами завладеть жилплощадью Прошкиной, – мой голос был предельно строг, выражение лица сосредоточенно-суровое.
– Да кому вы верите?! Она же сумасшедшая! – моментально сориентировалась аферистка, гневно тыча наманекюренным пальцем в сторону, спрятавшейся за моей спиной старушки. – Вы кого угодно об этом спросите – все подтвердят! – на этот раз Горбунова ткнула пальцем в двух подруг Прошкиной, которых я прихватил с собой со скамейки возле подъезда в качестве свидетелей.
– Вы, Екатерина Павловна, кто по профессии? Врач-психиатр? – спросил я, шагая на женщину, отчего та была вынуждена отступать. Так мы и перебрались через порог квартиры и очутились внутри.
– Сметчица я, – похлопала она белесыми ресницами.
– То есть профессиональных знаний, чтобы ставить такие диагнозы у вас нет, – констатировал я. – А это значит, что ваши слова являются оскорблением, а за оскорбление у нас уголовная ответственность предусмотрена.
– Позвольте взглянуть на ваши документы! – из комнаты величественно выплыл муж Горбуновой. Меня поразил его длиннополый халат с аляповатым орнаментом. Ничего себе, какие кадры обитают в коммунальных квартирах. Надо бы об этой супружеской паре справки навести.