Следователь и Колдун
Шрифт:
“Ненавижу, — думал Фигаро сверкая пятками по коридору, — ненавижу, когда моя жизнь попадает в прямую зависимость от моей способности бегать. Потому что бегаю я хреново, не приучен бегать, зарядку не люблю, а курить так и не бросил… Однако же, дамы и господа, сейчас все это рухнет мне прямо на голову. Давай, жирдяй, давай, работай ногами! А то не жрать тебе больше рябчиков…”
…первые лучи утреннего солнца осторожно сверкнули за стеной старого леса, чуть тронули сизый туман, лежащий в заболоченных оврагах, разогнали ночные тени. Запели, зачирикали птицы — сперва робко, а затем в голос, загудели над холмами бронзовые жуки, и тяжелые шмели вылетели из земляных норок, отправившись по своим делам.
Утренний
Когда солнце наполовину показалось из-за верхушек деревьев, груда камней пошевелилась, и из нее, потряхивая лапками, выбралась на свет божий Черная Вдовушка. Другую слегка пошатывало от количества проглоченного “виталиса”. Вдовушка рассеянно икнула, задумчиво посмотрела на солнце и, сообразив, что свет впервые за всю ее долгую жизнь не причиняет ей ни малейшего дискомфорта, решила, что обязательно использует свою новую способность проглоченную вместе с Демоном-Сублиматором, но сперва отдохнет и переварит убойную дозу “виталиса”. Вдовушка подумала, что ей вполне хватит на отоспаться лет эдак тысячу, зевнула и, переваливаясь, уползла в чащу.
— …так что, признаться, ловушки в подвалах я не сам придумал. Более того: даже не сам делал: выписал из Столицы местных специалистов и рассказал в общих чертах, какого мне черта надо. Но вы, Фигаро, себя явно недооцениваете; вам бы в большие начальники, или встать во главе Ударной группы — вы раскурочили ловушку, которую строил сам Андрей Такльбери из Визице! А вы — раз, два, и привет!
— Не хочу в ударную группу. Вы лучше дальше рассказывайте, барон.
…они сидели у подножья груды камня (откуда-то из-под бывшего замка еще поднимались струйки дыма), расставив на столике в чудом сохранившейся садовой беседке закопчённые серебряные тарелки и бокалы — все, что Ашиизу удалось спасти из-под развалин — пили чай, воду для которого вскипятили на костре в походном котелке и болтали.
— Да что тут рассказывать… — Барон задумчиво провел пальцем по ледяной колбе, в которой ровно и спокойно билось его сердце. — К тому времени мы с женой уже поняли, что с “виталисом” не получится. Или в Легкие вампиры, или никак. Короче, дело — швах. Я дошел то такого градуса отчаяния, что приехал в Столицу и завалился на прием лично к Мерлину.
— Ого! И он вас даже не повесил?
— Он даже не поднял на меня глаза — копался в каких-то бумагах. Только буркнул под нос: “бессмертия хочешь, сукин кот? Ну, держи” — и кинул в меня папкой с бумагами. Там, собственно, и описывались ритуалы создания филактерий первого и второго типов. Я же говорю: Мерлин есть Мерлин. Кукушка у старика всегда работала отменно, но была немного… того.
— Но ваша жена отказалась от ритуала.
— Конечно! Человеческие жертвы — сами понимаете! А я сделал вот это — Оберн постучал по колбе с сердцем. Джозефина меня особо не осуждала — она даже радовалась, что я теперь бессмертный. Но сама повторять процедуру не хотела и тихо угасла в довольно преклонном возрасте.
— Но вы…
— Сперва я воспринял ее смерть нормально — в конце концов, Джо не раз мне говорила, что это ее выбор и все такое. Но я остался один, и на меня навалилась депрессия. Воспоминания, сожаления — вот это все. Я извел себя, довел до нервной горячки. Думаю, если бы не был бессмертным, то помер бы к чертовой матери. Один раз напившись как свинья, я попытался воскресить жену.
— Но как?!
— Вызвал демона. Трансмагиста Архистратига — в полный рост. Половину замка разнесло в щепки, а я еле запихал Другого обратно. А вполне мог бы уничтожить подчистую всю округу — по окрестным деревням и так прошелся довольно сильный эфирный удар… В общем, я понял, что в очередной раз все может закончиться не так удачно и решил, во-первых, использовать прием старика Ференци чтобы превратить свое чувство вины в дракона-охранника филактерии, а во-вторых, подменить себе к чертям воспоминания. Я думал так: блокирующие память заклятья все равно не действуют дольше пары десятилетий, а к тому времени я уже немного успокоюсь и смогу адекватно воспринять случившееся, бла-бла-бла…
— Не получилось?
— Ну Фигаро, ну какой из меня, к дьяволу, псионик? Вот, только филактерия память и восстановила… Так вы говорите, дракон мой помер?
— Причем очень давно. Лет, возможно, двести назад. Вы не кормили его, Оберн. А наши страхи и горести, если не подкармливать их регулярно, очень быстро дохнут.
Помолчали. Гастон курил трубку, щурясь глядя на маленькие облачка, лениво летящие в высоком летнем небе, и думал: “ну и отдых! Вот это порыбачили! А скорее бы рассказать в “Равелинне” о том, что тут случилось!.. Хотя нет, нельзя — тут же куча нарушений Другого уголовного кодекса… А, все равно расскажу! Не все конечно, но расскажу, не удержусь!”
Сальдо спокойно прихлебывал чай; алхимик был доволен — теперь Корона Летней Королевы точно его. “Сварю омолаживающий декокт, съезжу в Зеленые воды, накуплю в столице нового оборудования… Жизнь продолжается”, - думал он.
Искра ни о чем не думала; девушка спала, уронив голову на колени Оберна. “Не будет свадьбы в Топкой Пали, — подумал Фигаро. — Ну и хрен с ним — жизнь штука непостоянная. А вообще было бы хорошо, если бы барон увез эту девку подальше отсюда — с таким норовом ей бы в Столице жить…”
— Что планируете делать дальше, барон?
— Раскопаю эту кучу камня. — Барон хохотнул. — Это для начала. Вытащу золотишко, облигации, камешки. И построю новый замок… А, к черту замки — сквозняки одни. Куплю дом! Здоровенный дом у самой Столицы! А потом поеду в кругосветное! В Поднебесную хочу, на полюса хочу, а потом походить по Тихому океану — я читал, что на тамошних островах такое колдовство есть, что закачаешься.
— Умирать вы, стало быть, раздумали.
— Пока — так точно раздумал. Я, конечно, дурак. Но скажите — а разве не так оно бывает? Вот какой-нибудь урядник восьмой категории пьет три недели подряд, а потом в петлю лезет — почему? Не задолжал никому, здоров — жить бы ему и жить. Да просто скука одолела. Пресна ему жизнь, жидка как простокваша, вот он и дуреет со скуки… Нет, Фигаро, умереть — это окончательный выбор, который все остальные выборы просто отбрасывает… Помню, как старик Мерлин говорил: “вот эти дурачки, что с башен прыгают и в болотах топятся — что они? Почему дурачки? Не потому что решили самоубиться — их дело, а потому что разменяли это решение на хрен пойми что. Ты в петлю решил залезть? А почему не уйдешь в дальнее плаванье, в горы не полезешь или даже просто не отправишься куда глаза глядят? Тебе ж уже все равно — чего теряешь? Сдохнешь по пути — и хрен с тобой, а если поймешь что вот оно, то, что всю жизнь хотел? Этим люди-человеки и отличаются друг от друга: сплели в тюремной камере веревку из простыней, так один на этой веревке повесился, а второй — веревку в окно и деру на волю…”
— И вы решили на волю.
— Да, Фигаро, да. Я вот какую штуку понял: жизнь твоя начинается в том момент, когда ты говоришь: “ну вот, жизнь-то только начинается!”. И сказать так ты можешь не раз и не два, а столько, сколько хочешь. И всё будет правдой.
— Это вы хорошо сказали, барон, — следователь улыбнулся. — Рад что в вас проснулся оптимист.
— А чего грустить? — Оберн фыркнул. — Сердце я себе обратно не вставлю — способов обратить заклятье филактерии не существует. Да и зачем? Что мне — бессмертным плохо? Да я и Нелинейной Гидре лещей надаю, и Демону-Сублиматору… Кстати, а откуда тут взялся Демон-Сублиматор? И куда потом делся?