Следственная некромантия
Шрифт:
– Ирвиша! – раздался такой могучий визг, что пришлось признать – его милое прозвище теперь точно будет знать весь район. – Мой Ирвиша, мой маленький мальчик, имеет дело с некромантами? Третий год, - вообще-то, четвёртый, но Ирвин предпочёл не уточнять, - ловит этих… Этих?! Ирвиша, а если они убьют тебя, а потом оживят, чтобы обмануть окружение? А что, если они уже это сделали? Боги, и вправду! Ведь мой Ирвиша был послушным маленьким мальчиком, мечтавшим о карьере целителя…
– Твоему Ирвише, - раздражённо напомнил Ирвин, - Тридцать три года, и один злой дядя с не менее злой тётей – мне уточнять, о ком речь? – в запихнул его в канун совершеннолетия
В семнадцать лет в Ирвине было на полторы головы меньше роста, и выглядел он как заправский целитель – худощавый и вечно напуганный мальчик. В боевики же обычно шли парни покрепче, и весь первый курс над ним бессовестно ржали все, за исключением разве что Сагрона, потому что нельзя смеяться над своим соседом по комнате – проклянёт. Ирвин с трудом переборол в себе порывы к целительской магии, освоил боевую, и на втором курсе, когда над ним начали по привычке хихикать, наложил на вредного противника одно очень неприятное проклятие, заставлявшее его докладывать обо всех своих грехах в деканат. Когда о грехах он начал сообщать ещё в те мгновения, когда они были в состоянии замысла, его драгоценные друзья совершили попытку избиения "целителя в гордых боевых рядах", но – неудачную.
Примерно тогда-то Ирвин и узнал о том, что магия его светится и сильно слепит глаза, получил благодушное прозвище "Сияющий" вместо старого "курёныш" и окончательно разорвал с сюсюкающими родителями отношения.
Мама с этим мириться никак не хотела.
– Мы заботились о твоей судьбе! – гордо провозгласила она. – Потому отправили тебя на самый престижный факультет! И вообще, ты придёшь знакомиться с Дорой?
Ирвин скривился. С Дорой он знакомиться не хотел.
– У меня планы на вечер, - отрезал мужчина. – Если тебе больше нечего сказать в своё оправдание, мама, то я, пожалуй, пойду.
– Но Ирвиша!
– Прекрати, - прорычал он, - называть меня Ирвишей!
– Не даёшь старому человеку…
– Тебе всего пятьдесят один! – вскипел мужчина. – Для мага это вообще расцвет сил! Хватит называть меня Ирвишей, хватит относиться ко мне, как к маленькому ребёнку. Все свои шансы на моё воспитание ты, мама, потеряла, пока ловила отца по всему НУМу, подозревая его в изменах. Возможно, мои детективные способности – это всё в тебя! – по ту сторону магофона стояла звенящая тишина, наверное, мама всё-таки задумалась насчёт своего влияния на судьбу сына. – Чего ты вообще от меня хочешь?
– Тридцать четыре года – это плохой возраст для женитьбы.
– Женюсь в тридцать пять, - буркнул Ирвин.
– А это плохо! Весь род Куоки проклят, они должны жениться до тридцати четырёх!
– Значит, - прошипел Ирвин, - я – не Куоки. Потому что жениться до тридцати четырёх, - а это подразумевало ближайшие несколько дней, между прочим, - я не намерен. Пока, мама. Как-нибудь зайду.
Зная, что мать не положит трубку, что ты с ней ни делай и как ни кричи, Ирвин отключил магофон сам и грустно посмотрел на неё. Какое она уже придумала семейное проклятие? Отец говорил вроде…
"Если б я женился до тридцати четырёх, - вдруг вспомнил Ирвин подрагивающий голос Толина Куоки, - то был бы до сих пор молод. Проклятие, что поделать…"
А отец женился в тридцать четыре. По залёту. И то, что причиной его свадьбы стал нерождённый Ирвин, самого Ирвина, между прочим, не радовало совершенно. И состарился Толин быстрее, чем другие маги. Может, и вправду какое-то семейное проклятие? Или самовнушение? Да какая разница, он всё равно до тридцати четырёх жениться не успеет, вокруг ни одной достойной девушки.
А узнать о чей-то случайной беременности и жениться по тем же причинам, что и папочка, он тоже не сможет. Для этого надо было в ближайшие несколько полгода хоть с кем-то спать, а у Ирвина времени хватало только на то, чтобы приползти с работы и плюхнуться спать. Есть Дора, которую подсовывает мама, но…
О чём он вообще таком думает?
Вместо того, чтобы продолжать размышлять о своей женитьбе, Ирвин поплёлся на кухню. Холодильный шкаф он проигнорировал, зная, что там ничего нет, но потянулся к бару, где всегда лежало несколько бутылок хорошего вина. Ирвину их дарили, в основном на работе, а он, как человек непьющий, копил к случаю.
Отпускная депрессия, наверное, таким случаем могла считаться.
Но в шкафу ничего не оказалось, только какая-то очень печальная полупустая бутылка.
– Сагрон… - прошипел Ирвин. – Ну, конечно же!
В прошлый раз, когда они что-то отмечали, вылакали все запасы.
Ирвин подавил в себе желание отправиться к другу. Сагрон, конечно, не прогонит, и выпить, раз уж так хочется, у него тоже будет что, но ведь они с Тэсси собирались уехать куда-то и заняться улучшением демографической ситуации в стране. Сагрон грезил о ребёнке, и Котэсса, пусть и скрывала свои мысли от мужа, мечтала о том же. Мешать им было бы как-то… Гадко, что ли.
Вместо того, чтобы мешать друзьям, Сияющий проверил кошелёк – монет в нём не было, зато завалялся металлический прямоугольник для безналичного расчёта, свежая придумка местных магов. Прогресс неодарённых до такого ещё не дошёл, потому рассчитаться ею можно было только в одном развлекательном заведении столицы – и именно туда Ирвин и направился в надежде выбить хотя бы мамино ворчание из головы.
…Дорога в то, что уже лет триста называлось презрительным словом "таверна", была недолгой. Заведение, в седые времена носившее какое-то совершенно непоэтическое название, теперь звалось "Вольный". Имя уже несколько веков как покойного советника полоскали на каждом углу, и Ирвин, признаться, очень ему сочувствовал. Он был уверен – великий политический деятель, известный математик и порядочный семьянин не пересёк бы порог этого заведения, ни за что!* Впрочем… Кто их, этих великих, знает, уже уйма времени прошло!
Так или иначе, а наливали в "Вольном", не задавая лишних вопросов, а ещё – и это было очень важно, - подавали только настоящий, качественный алкоголь, а не самогонку. Тут продавалось даже нечто под таинственным названием "кьярса"**, но стоило оно целое состояние, и Ирвин никогда не решался пить что-то столь экзотическое. К тому же, оно своровало бы половину его зарплаты. А вот сделать несколько глотков эля – другое дело! Может быть, хоть так удастся расслабиться?
В таверне было не так уж и много людей. У барной стойки сидел какой-то выпивоха, окружённый тремя пустыми бутылками чего-то очень недорогого, в углу – насвистывал всем известную песенку местный театральный деятель, наверняка изгнанный из родной обители искусства за очередную дурацкую идею. Столик был занят только один, но рассмотреть, что там происходило, Ирвин не смог – посетителей от него закрывали своими не в меру широкими спинами три мужчины. Один из них показался Ирвину знакомым – очевидно, сидел за какое-то мелкое преступление, - два остальных не вызвали ни малейшего интереса.