Следуй за мной
Шрифт:
— Можно пройти? – спросил он и спешно добавил. – Я ненадолго.
— Мамы нет дома, – зачем-то ответила я, но впустила его.
Тетя Люда жила еще неплохо, сын работал в городе, она подрабатывала в школе, дочери присылали деньги из Москвы. Наша бедность сразу бросилась ему в глаза, он оглядел кухню, стараясь сдержать свои чувства: не презрение, нет, а какая-то давящая жалость.
Таким же взглядом он окинул и меня, и я, как вчера, покраснела, уже от этого его взгляда. Евгений, поняв это, кашлянул и быстро заговорил. Голос у него был тихий, отрывистый, словно он выталкивал слова
— Вы, извините, Лиза, – начал он, – что я вот так, без приглашения... Вчера мы с вами пообщались, и вы... Вы произвели на меня хорошее впечатление. Сегодня я уезжаю и... Вот, – он положил на стол конверт с полосками для адреса и голубем, и быстро вышел из квартиры, прикрыв за собой дверь.
Пару секунд я стояла столбом, потом бросилась к окну, мы жили на первом этаже, окна кухни выходили на дорогу перед домом. Евгений стремительным шагом ринулся через дорогу к тропинке, выводящей огородами к дому тети Люды. Только он исчез из виду, как я подошла к столу и взяла конверт: в нем оказались деньги, сумма, на мой взгляд, внушительная.
Я не знала, как поступить, броситься за ним и вернуть деньги или оставить? Мотивы его поступка, впрочем, тогда показались мне очевидными: жалость и только жалость. В конце концов, я решила оставить деньги, спрятав до поры, до времени.
Очень скоро меня ждало очередное удивление, не прошло и двух месяцев, как Евгений снова к нам пожаловал. Я, будучи уверенной, что вряд ли его когда-то увижу, сильно растерялась, не зная, как поступить при возможной встрече.
Евгений появился поздно вечером, мать спала в комнате, пьяная в стельку, он постучал, я открыла. Было около одиннадцати, на улице, по крайней мере, возле нашего дома, никого не было. Выжидал ли он специально, или все складывалось удачно по велению судьбы, но он и в этот раз остался незамеченным.
Я пустила его в кухню, налила чаю. Евгений сидел молча и смотрел в пространство, изредка бросая взгляды на меня.
— Спасибо вам за те деньги, – сказала я неловко, потому что молчание угнетало. Евгений кивнул, отводя глаза.
— Как вы поживаете? – задал все-таки вопрос, я пожала плечами, он продолжил. – Что планируете делать после школы?
Я снова пожала плечами и рассказала о возможном переезде к бабушке с дедом. Разговор завязался, мы проговорили около часа. Ночью он ушел, на утро уехал к себе. В следующий раз вернулся через месяц, тут даже я стала догадываться, что вовсе не приятельские чувства тащат его в глухую бедную деревню.
Я начала раздумывать на эту тему, но не могла представить, что тут можно сделать, все происходящее виделось размыто, словно я сунула голову под воду и открыла глаза. Я не строила предположений, мы провели с Евгением еще один вечер за разговорами, уходя, он оставил денег.
Наконец, после третьего посещения по поселку пошел слух, что гость зачастил к нам с определенной потребностью: повидать меня. Доказательств у них не было, только пересуды, которые я игнорировала, держась гордо и независимо.
Деньги, оставленные Евгением, тратила аккуратно. Но пересуды дошли до матери, и она словно с цепи сорвалась. Закатила сцену, напившись с дружками-алкашами. Было это в конце апреля, через полтора месяца я заканчивала школу и имела твердое намерение уехать в Раменское. Мать было жаль, но я надеялась, что со временем увезу ее, исполниться этому не было суждено.
В тот вечер пришла она пьяная и стала орать, что я малолетняя шлюха, ублажающая приезжего мужика, что обо мне все знают, а мне, бесстыднице, все равно.
— Ерунду говоришь, мама, – отрезала я.
— А ты на меня не задирайся, признавайся, где деньги?
— Какие деньги?
— Которые он платит за то, что ты перед ним ноги раздвигаешь.
— Да ты с ума сошла, – я встала, чтобы уйти в другую комнату, но мать неожиданно схватила меня за руку и больно вывернула.
— Говори, где деньги прячешь, стерва малолетняя.
Мне так обидно стало, что я брякнула:
— Да подавись ты ими, в верхнем ящике под бельем постельным.
Мать сразу оживилась, меня отпустила, схватив стул, побежала в комнату. Я села и постаралась успокоиться. Тут и раздался вскрик, а следом грохот. Я бросилась в комнату и застала мать, лежащей на полу: спьяну оступилась и полетела вниз. Со всего размаху врезалась виском в угол старинного пианино.
Оно принадлежало еще бабке Володьки Цыплакова, отца моего, было дорогим, только об этом, во-первых, никто не знал, а во-вторых, никто бы все равно не купил. Пианино было красивым, бежевого цвета с бронзовой окантовкой.
Стояло оно в квартире долгие годы, никто никогда не играл на нем, было расстроено, а настраивать некому. Выбросить жалко, так и стояло, явившись в итоге причиной гибели матери. Умерла она мгновенно, так потом доктор сказал.
Похоронили быстро, благо, деньги-то у меня, действительно, были, даже осталось еще. На похороны собрался чуть ли не весь поселок, в квартире были только ближайшие, человек пять. Батюшка ее отпел, а потом местные мужики вынесли и потащили гроб по улице до самого магазина, где поставили в специально вызванную машину и увезли на кладбище.
Многие меня жалели, хотя нашлись и те, кто сомневался в несчастном случае. Поговаривали, мать так меня допекла, что я сама ее толкнула. Но и при таком раскладе жалели. Правда, о деньгах судачили немало, откуда я их взяла, и все сводили к истории с Евгением, "знать, и вправду, что-то там у них было".
Я же хотела одного: окончить школу и укатить куда подальше. Теперь меня ничего не держало. Было начало лета, несколько дней назад я скромно отметила совершеннолетие, и готовилась к переезду в Раменское, когда в мою дверь раздался стук. На пороге стоял Евгений.
— Слышал о вашей матери, мне жаль, – сказал коротко за чаем. Я кивнула. – Лиза, – продолжил он, – какие у вас теперь планы?
— К бабушке с дедом жить поеду.
Он немного подумал.
— Я хочу предложить вам другой вариант. Перебирайтесь ко мне в город.
Я уставилась на него, вздернув брови, он кашлянул.
— Не подумайте ничего такого... Вы мне нравитесь, Лиза... Как человек. Я чувствую в вас родственную душу и хочу принять в вашей судьбе участие.
— А зачем же мне при этом к вам перебираться?