Следуя за тенью
Шрифт:
Кайрен обернулся к Иде. Наверное, с того мгновения, как все началось, прошло не больше минуты, но ему казалось, что позади уже целая вечность, будто время растянулось, превратившись в густой кисель, и он увяз в нем, не в состоянии вырваться! Девушка стояла в каком-то шаге от него, подняв лицо вверх, словно в небе над собой видела что-то бесконечно интересное. Ее руки были опущены вдоль тела, и вся ее фигура выглядела обманчиво расслабленной… Но в действительности так могло показаться лишь тому, кто не умел смотреть. Кайрен же отчетливо видел, как напряжена ее спина, как все ее тело, будто устремленное вверх, похоже на натянутую струну. До предела натянутую! Сколько мгновений осталось прежде, чем сорвется?! Темнота больше не клубилась
На мгновение возникло желание отступить назад — хотя бы туда, где стояли Рафана и Сулим, под эфемерное прикрытие каменной стены, но Кайрен не позволил себе задуматься об этом. Он протянул руку вперед, собираясь сжать запястье Иды: пусть она не способна ничего слышать, но он заставит ее почувствовать. Она должна понять: Рафана сказала не правду — в этом мире есть не только страх. И не только злостью можно заставить его отступить прочь!
— Прочь!..
В какой из тех десяти дней Ида все-таки не выдержала?.. Придворные, наверное, никогда не видевшие дочь императора в подобном состоянии, спешно бросились из комнаты, решив не испытывать судьбу. Только один лакей остался стоять в дверях… Ида уже набрала воздуха в легкие, чтобы закричать вновь, но он опередил ее, с невозмутимостью, присущей, наверное, лишь слугам во дворце, произнеся:
— Его императорское величество желает немедленно видеть вас.
Почему-то Ида запомнила всю дорогу от собственных комнат до покоев императора. Нет, это нельзя было назвать отчетливыми воспоминаниями — просто обрывочные образы из цветных пятен, звуков, ощущений… Но сейчас, стоило ей лишь подумать об этом, как они вновь с готовностью всплывали в ее сознании… Она шла за лакеем, одну за другой пересекая залы, утопающие в немыслимой роскоши темно-синего бархата, зеркал, сверкающей позолоты и конечно же бесчисленных бриллиантов азрак, до самой последней детали с самого детства знакомых ей. Знакомых настолько, что можно было не смотреть, чтобы точно знать, что окружает ее. Ида словно со стороны слышала звук собственных шагов по отполированному до невозможной гладкости мраморному полу и — ничуть не тише, словно даже более оглушительный — шорох волочащегося за ней шлейфа ее роскошного платья темно-синего цвета. Какие-то залы были пусты, какие-то, наоборот, заполнены людьми. И, проходя через них, Ида слышала шепот за своей спиной… Ах да, кажется, это был последний из тех десяти затребованных императором дней!
В кабинете своего отца Ида бывала не так уж часто. Впрочем, обстановка в нем от раза к разу практически не менялась. А даже если бы и изменилась, разве это могло стать поводом, чтобы позволить себе отвлечься, рассматривая ее? Ида склонилась в глубоком поклоне, позволив себе выпрямиться, лишь ощутив едва заметное прикосновение императора к своей голове. Она подняла глаза на отца. Нужно было спросить, зачем он хотел ее видеть, но Ида уже понимала, что не сумеет произнести ни слова: за спиной императора было окно, а из него, из рано сгустившейся ночной темноты, на девушку смотрело чудовище! Сейчас, несколько месяцев спустя, когда можно было позволить себе просто вспоминать, не переживая все вновь, Ида подумала, что императору в тот момент, наверное, хватило одного ее взгляда, чтобы все понять. Но тогда не получилось даже удивиться, когда отец вдруг отступил прочь, словно не желая находиться между Идой и тем, что она видела, а потом сделал приглашающий жест в сторону окна:
— Открой.
Наверное, на какое-то мгновение ее сознание просто отключилось, не в состоянии воспринять услышанное. Девушка продолжала стоять, не двигаясь и ничего не предпринимая, потому что император, устав ждать, повторил вновь:
— Открой! — и на этот раз в его голосе начинали звучать первые нотки уже близкого раздражения. Все происходящее
Девушка, попытавшись собрать рассыпающиеся осколки мыслей, скользнула взглядом по окну. На раме был сложный электронный замок: система безопасности, серьезная во всем дворце к покоям императора вполне ожидаемо доходила до своего предела.
— У меня нет кода, — поговорила она, уцепившись за мелькнувшую показавшуюся спасительной мысль. Сухой смешок, раздавшийся за спиной Иды, заставил девушку вздрогнуть:
— Оно не заперто. Открой! — в третий раз произнесенное слово ударило словно кнутом по обнаженной коже. Хотя впрочем, дочери императора не с чем было сравнивать… Девушка шагнула вперед раньше, чем успела задуматься. А ее первая мысль была о том, что не зря о ее отце ходила слава как о человеке, приказам которого просто невозможно не подчиниться!
До окна оставалось меньше полуметра. Чудовище смотрело на нее, не отрываясь. А спиной, самой кожей, девушка чувствовала на себе еще один взгляд, ничуть не менее требовательный, ничуть не менее пугающий… Или более? Ида, кажется, до сих пор помнит ту тошноту, подкатывающую к горлу, когда страх застревает в нем липким комком. Наверное, она закрыла глаза прежде, чем шагнуть вперед… Под ее ладонью оказался прохладный пластик оконной рамы. Девушка провела по нему, позволяя сенсорам считать рисунок с ее кожи, идентифицировать его, признавая ее право управлять электронными системами. Стекло скользнула в сторону так плавно и стремительно, что Ида, не успевшая отдернуть руку, пошатнулась и, чтобы восстановить равновесие, открыла глаза. За окном была ночь. Темнота казалась фиолетовой, бархатной и совсем негустой от заливавшего ее золотистого света, поднимающегося от бесчисленных строений гигантского дворца, а может быть, от перламутрового сияния двух лун, висящих совсем низко над линией горизонта?.. И никто не ждал ее за окном.
— Завтра совет.
Голос императора, раздавшийся за ее спиной, заставил девушку вздрогнуть. Не потому, что она успела забыть о его присутствии, а потому, что последнее, о чем она в этот момент думала, было предстоящее завтра объявление наследника. Наверное, пережитый страх все-таки что-то нарушил в ее сознании. Ничем иным ни в тот момент, ни после Ида не могла объяснить того, что она сделала дальше. Девушка медленно повернулась к императору, судорожно, словно на самом деле боялась не устоять на ногах, вцепившись в высокую спинку кресла, оказавшегося рядом.
— Я сделала все, что ты хотел? — кажется, к последнему слову ее голос все же сорвался. Голова кружилась, словно она залпом осушила целый бокал чересчур крепкого вина. Страх перегорающий, страх выжигающий, страх переплавляющийся…
— А разве ты сама хочешь другого?
Страх поднимающийся к горлу, застревающий там криком…
Глаза императора, не позволяющие отвернуться, отвести взгляд.
Страх, от которого нечем дышать. Или уже не страх?..
Распахнувшиеся двери как знак, что она может идти. Отпускающие ее. И только фиолетово-золотая ночь за спиной.
Судорожный вздох, словно она лишь мгновение назад вынырнула из-под воды. Легкие горят огнем, и это пламя — уже не страх. И дочь императора сама не отводит взгляда от своего отца все те растянувшиеся на вечность два мгновения, что длится поклон, и еще три — дорога до распахнутых дверей. И дворяне, как всегда толпящиеся в приемной, вдруг замолкают и расступаются, когда дочь императора обводит их взглядом. О нет, это больше не страх в ее глазах!..
Одиннадцать часов спустя, следующим утром, на совете владетельных герцогов император назовет принцессу Иду своей наследницей. Но даже два месяца спустя она так и не сумеет найти ответа на вопрос, что же он тогда почитал в ее взгляде, через мгновение после того, как она смотрела в Загрань? Что заставило императора изменить собственное мнение о единственной дочери?..