Следы чужих колёс
Шрифт:
Последняя фраза меня словно бы мешком по голове стукнула! Ощущение было такое, будто я ее где-то уже слышал, причем – совсем недавно! Я задумался, но ничего припомнить не мог, однако и отмахнуться от навязчивой мысли не получалось: как я ни старался, она никуда не девалась. Вдруг меня словно бы осенило! Я вдруг вспомнил, что фраза эта вроде бы исходила от Варсонофия, Бар Сунуфа, то есть… Причем, парадокс был в том, что я также отчетливо понимал: в книге этой фразы точно не было! Однако постепенно, минут через пару, что-то стало проясняться, и я смог воспроизвести весь тот разговор, и даже записал его:
– Чего,
– Наверное нет такого, – ответил я, – хотя… Я знаю, чего он не смог бы сделать!
– Вот как? – спросил он с интересом, и откинулся на ствол дерева, под которым сидел, а также подтянул к себе одно колено. – И чего же?
Выглядел мой собеседник лет на пятьдесят, но лицо его было уже довольно сильно прорезано морщинами, и казалось почти черным от загара. Высокий, и явно очень сильный, он казался при этом довольно добродушным, во всяком случае, со мной. Семьи у него не было. Вернее, как я понял, была у него когда-то жена, но умерла при родах, а больше он не женился. Нанимался охранником в караваны до Дамаска, до Каира и еще бог весть куда.
– Так чего же? – настаивал он.
– Он не смог бы побить туз шестеркой! – ответил я и засмеялся.
– Перестань, мы же говорим о серьезных вещах! – Затем он поднял голову к небу и задумался, – А знаешь, это интересная мысль… Он ведь действительно правил не меняет по ходу игры, так сказать… Но все-таки, чего Он создать не может?
– Я не знаю, – признался я, – Он ведь по определению всемогущ!
– Это верно. Но вот мог бы он создать праведника? – Бар Сунуф почесал свою густую, черную с проседью бородищу.
– Не знаю, – признался я, – А какой в этом смысл?
– Вот! Ты и понял! – заявил он и довольно засмеялся. – Налепить снова глиняных Адамчиков – проблемы нет никакой, но нет и смысла. Ему, судя по всему, интересна не сама праведность, как таковая, а процесс ее рождения из неправедности! В этом, я думаю, и смысл сотворения человека! Налепить поклоняющихся ему человечков, наверное, не сложно. Сложно из слепого сделать зрячего духом, да так, чтобы он обрел желание следовать его Замыслам. Понимаешь? Не поклоняться важно, а сознательно следовать!
– Эй, с тобой все нормально? – спросила Зейнаб немного испуганно, – Ты словно исчез куда-то… Даже, кажется, сердце замедлилось раза в два… Часто с тобой такое?
– Да нет… – ответил я, пряча блокнот, и прогоняя странное видение, – Задумался просто…
***
Через пару дней Зейнаб велела мне собираться. Я, собственно, готов в любой момент – мой рюкзак всегда собран, так что мы на другой день просто сели на «метеор» и поплыли аж до самой Припяти, а после еще часа два, кажется, до какой-то богом забытой пристани. Остановка, на которой мы соскочили длилась не более минуты, поскольку высадились там только мы с Зейнаб, матросы даже не бросали концы на причал, да и кому бросать? Причал был пуст. В общем, они просто проложили дощатый трап, и поддерживая нас, помогли выйти. После они также ловко затащили трап обратно, и «метеор» тотчас же рванул вверх по течению.
Пристань, на которую мы ступили… Собственно, «пристань» – это слишком громко сказано. То была небольшая будка, установленная на ржавых бочках-понтонах, и дощатый настил, ведущий от нее к песчаному откосу на правом берегу. Вся эта нехитрая конструкция раскачивалась на волнах, словно какая-то лодочка, отчего доски скрипели и даже повизгивали. В этой будке с торчащей ржавой трубой от буржуйки, видимо, и обитал вахтенный начальник и он же при необходимости продавал билеты.
Начальником этим оказался довольно странного вида тощий субъект, обросший не менее, чем трехдневной щетиной. Он вышел к нам из будки, когда мы уже ступили на берег. На нем висели, как на вешалке изрядно засаленные темные в мелкую полоску штаны, заправленные в кирзовые сапоги. Очевидно, штаны те (брюками их назвать было уже сложно) когда-то составляли часть неплохого костюма.
Из красной клетчатой ковбойки торчала голова на тонкой шее, из которой выпирал внушительного вида кадык. Единственное, что отличало начальника пристани от прочих штатских – такая же засаленная капитанская фуражка, нахлобученная на самый затылок. Глаза субъекта все время бегали, словно он поминутно ожидал оплеухи.
– Рыба не нужна? – спросил он вдруг без всяких предисловий, когда «метеор» уже скрылся за поворотом реки.
– Какая еще рыба? – не понял я.
– Ну какая… щука есть, судак тоже. Пару лещей.
– Нам нужна рыба? – спросил я у Зейнаб.
– Нам ехать еще часа три не меньше… А так неплохо бы, чтоб не с пустыми руками явиться.
–У вас соли не найдётся рыбу присыпать? – спросила Зейнаб у «капитана» пристани, – А то нам еще ехать долго.
– А как же! Все сделаем! И кулек целлофановый дам! – пообещал субъект и тотчас убежал к себе в будку. Вышел он оттуда буквально через пару секунд со щукой в одной руке и приличных размеров судаком в другой:
– Вот видишь! Жабры красные еще! – капитан оттопырил жабры на одной рыбине, а после и на другой.
– И сколько хотите за них? – спросила Зейнаб, явно намереваясь поторговаться.
– Да за тридцатку отдам! – обрадовался капитан.
– Ага… Пошли отсюда, – сказала Зейнаб мне и повернулась, чтобы идти.
– Ну сколько дашь? – почти взмолился небритый обладатель капитанской фуражки.
– Двадцатку! – сказала Зейнаб злорадно.
– Нет, ну, хозяйка… Это ж даже на бутылку не хватит! Давай хоть за двадцать пять!
– Ладно, – согласилась Зейнаб, – соль только принеси.
Субъект метнулся в свою будку и вернулся с пачкой крупной соли и большим прозрачным полиэтиленовым пакетом. Зейнаб взяла у меня нож, положила рыбу на доски пристани и затем лихо вырезала жабры. Скинув их в воду, она также ловко, практически одним движением, вспорола рыбьи животы и выбросила в воду внутренности. Через минуту рыба была уже просолена и упакована, двадцать пять гривен отданы и все, в общем, остались довольны. Я положил рыбу на дно рюкзака, и мы стали подниматься вверх по склону: берег тут был очень крутой, хотя, местами и укреплен вбитыми бревнами.
С обрыва открывался потрясающий вид на бескрайний лес на левом берегу. А прямо за нами начиналась довольно широкая тропа, что петляла по лугам, мимо заброшенных садов и полуразрушенных, проросших травой и деревьями усадеб. Вскоре мы вышли на асфальтовую дорогу.
– Теперь надо просить попутку… – сообщила Зейнаб.
– Это как ты тогда автобус материализовала? – уточнил я.
– Ну вроде того… Хотя… нельзя мне сегодня, – ответила Зейнаб, не обращая внимание на иронию.
– Почему это? – спросил я.