Следы со свастикой
Шрифт:
Он был неприятно удивлен неуставной реакцией этих людей на его появление. Они не спешили покидать машину и вытягиваться по струнке.
– Подполковник Резников, начальник штаба двести двенадцатой механизированной бригады. Кто такие?
Сотрудники военной контрразведки не носили особенной формы. Собственных знаков различия у них не было. Единственное, что отличало этих людей от всех прочих, так это служебное удостоверение. Влад не замедлил его предъявить. Блеснули красные корочки с золотым тиснением.
– Майор Брагин, – представился он. – Начальник
– Все отлично. – Резников почему-то сразу поскучнел. – Прошу простить.
– Ничего, бывает. Все в порядке, товарищ подполковник. Ждем, когда освободится дорога.
Военную контрразведку в армии не то чтобы не любили, но старались держаться от нее подальше. Это касалось всех, включая даже высшее командование.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – на всякий случай осведомился подполковник.
– Освободите для нас дорогу, – пошутил Влад.
– Боюсь, что это не в моей компетенции, товарищ майор. – Подполковник смутился еще больше.
Он догадался, что это шутка, бегло козырнул, вернулся к машине и предпочел отвернуться, когда проезжал мимо. Лихой водитель резко крутанул баранку и вклинился между двумя грузовиками. Скрипели тормоза, бранился шофер.
– Может, и мы так, товарищ майор? – предложил Зацепин, захлопывая крышку капота.
Спешить было, в принципе, некуда. День только начинался, а столица Чехословакии находилась совсем рядом. Пусть войска обоснуются там, возьмут под контроль важнейшие объекты. У офицеров СМЕРШа свои задачи. Им не к лицу постоянно участвовать в перестрелках.
– Сидим в машине, курим.
Возражений не было. Офицеры достали папиросы, высекли пламя из зажигалок. Зацепин, уже перекуривший, сливал в бензобак остатки горючего из канистры.
Майор пытливо разглядывал своих людей. В бою никто не оплошал, не впал в панику, и это радовало Брагина. Его офицеры прошли очередное испытание. Сколько их уже было! Даже в эти последние дни войны контрразведка несла потери. Два оперативника погибли под Берлином, третий – в Мозерском лесу, где штаб соединения попал под танковый удар.
12-я армия генерала Венка пошла на прорыв, чтобы спасти 9-ю армию Теодора Буссе, гибнущую в окружении. Первые дни советским войскам было туго, приходилось пятиться, сдерживая натиск. Наше командование явно недооценило полководческие способности Вальтера Венка. Обладай тот перевесом в людях и технике, и все могло бы закончиться плачевно. Но резервов у вермахта не было, и атаки Венка в районе Потсдама пошли на спад.
Но в окружении под Мозырским лесом погибли многие. В том числе капитан Рубинов, гордость третьего отдела, бывший начальник уголовного розыска в крупном промышленном городе, обладавший звериным чутьем на вражеских лазутчиков. Брагин горячо надеялся, что эта потеря была последней.
Каждый выживший был по-своему хорош.
Егор Коломиец был родом из Ворошиловграда, бывшего Луганска, в мирное время работал оперуполномоченным НКВД, с начала войны служил в особом отделе, да не где-нибудь в тылу, а на передовой. Этот крепкий, кряжистый, мрачноватый, часто язвительный, но не злой человек временами уходил в себя, что объяснялось тяжелой контузией в сорок четвертом. На Егора можно было положиться. Как шутил Марецкий: «С этим парнем я бы пошел в контрразведку». Порой он говорил не то, что хотел бы услышать от него командир, со многими вещами не соглашался, но это ни разу не отразилось на их совместной службе.
Старший лейтенант Филимонов был тоже крепыш, но куда проще. Отсутствие образования заменяли природная смекалка и наблюдательность. До войны Макар работал в милиции на Урале, потом посвятил себя военной службе – вневедомственная часть, охрана важных государственных объектов, особый отдел, контрразведка НКВД, СМЕРШ Наркомата обороны. Семьи у Филимонова не было, если не считать матери, живущей в далеком уральском городке.
У Коломийца, собственно, тоже. Жену и сына он потерял в сорок первом. Они не выбрались из горящего Смоленска. Егор до сих пор не пришел в себя, стонал по ночам, звал их.
Колонна прошла. Остались пыль и смрад, убивающий наповал.
– Трогайте, товарищ старший лейтенант.
Зацепин плавно начал движение, дистанцируясь от чадящей колонны. Прибыла похоронная команда, приступила к работе. В ту сторону водитель старался не смотреть. Когда оборвались перелески и дорога втянулась в пригород, он снова улыбался и непринужденно вертел баранку. Этот двадцатипятилетний парень не умел долго печалиться. Он имел располагающую внешность, только уши подкачали, торчали, как у слона.
Так уж распорядилась судьба, что Виталий по окончании радиотехникума в первые два года войны на фронт не попал, хотя старательно обивал пороги всех военкоматов, попадавшихся ему на пути. Потом все же был призван, отправился на ускоренные лейтенантские курсы.
Начинал он в разведке летом сорок третьего, на Курской дуге, потом был рекрутирован в военную контрразведку, перешедшую в подчинение Наркомата обороны. Виталий успел вникнуть в свою новую профессию, был представлен к ордену Красного Знамени, после чего получил проникающее ранение в брюшную полость и надолго отправился в госпиталь. Возможно, именно это обстоятельство и спасло пареньку жизнь. Ведь молодые оперативники гибли так же часто, как пехота под проливным огнем.
Вчера, когда все узнали о капитуляции фашистской Германии, Зацепин даже расплакался. Потом он выпил и признался со скорбным видом: мол, я всегда был уверен в том, что живым эту новость не встречу.
– Едем в город, товарищ майор? – деловито осведомился Марецкий. – Вы, кстати, до сих пор не поставили нас в курс очередного задания. Это военная тайна?
Брагин молчал. Он мог бы сослаться на тучу поговорок и пословиц – «Поспешишь – людей насмешишь», «Меньше знаешь – крепче спишь», «Болтун – находка для шпиона», – но предпочел отделаться молчанием.