Слепая ярость
Шрифт:
Близкие всегда уходят внезапно, не оставляя нам шанса что-то исправить, загладить, договорить.
Простят ли они нас когда-нибудь потом, в обозримом или хотя бы в необозримом будущем?
Глава 2
Между прошлым и будущим
Лунев возвращался с могилы матери пешком. Он надеялся, что после этого похода на кладбище ему станет легче, но чуда не случилось, камень с души не упал. Наоборот, от вида дурацких венков и ненужных цветов на глиняном холме, нелепо торчащем посреди грязного, истоптанного снега, стало еще тяжелее. Зачем
Луневу это точно не пошло на пользу, потому что теперь при мыслях о маме перед его глазами всегда будет появляться эта страшная картинка, от которой веяло смертельным холодом. Если бы Лунев и верил в Бога, то вид свежей могилы с пластиковыми цветами и торчащими из сугроба бутылками сделал бы из него атеиста. Потому что, если бы Бог существовал, жизнь не могла бы заканчиваться так нелепо. Все должно было бы выглядеть иначе. Теперь в груди Лунева не осталось ничего, кроме пустоты, из-за осознания бессмысленности существования.
Морщась от снежной пороши, Лунев вошел в арку своего двора. Его ноги без устали топтали расквашенный машинами снег, но двигался он не быстрее улитки. Лунев видел свой подъезд, но путь к нему никак не хотел сокращаться. Ему казалось, что он крутит педали велосипеда, с колес которого соскочила цепь. Впрочем, то же самое он чувствовал и при мыслях о своей жизни: имитация движения вперед и ничего больше.
Прежде чем уединиться в своей опустевшей квартире, Лунев решил зайти к Кларе Карповне. Ему казалось, что она сохранила частичку маминого тепла, в котором он сейчас особенно нуждался. Это общение было для него последним шансом на утешение.
Поднявшись пешком на пятый этаж, Лунев потопал ногами, чтобы стряхнуть с ботинок налипший снег, а затем надавил на кнопку звонка. Очень скоро он услышал шаги за дверью, затем лязганье открывающегося замка. Клара Карповна, появившаяся в дверном проеме, поняла его состояние без слов.
– Проходи, Андрей, – сказала она, отступив назад. – Я как раз чай завариваю.
Клара Карповна была одета в махровый халат в полоску, из-под которого выглядывала кофта, а леопардовые тапки едва налезали на теплые носки. Окрашенные хной волосы были собраны в высокий пучок. Вела себя она так просто и естественно, как будто Лунев пришел к себе домой, вернувшись, например, с работы. Впервые за эти долгие два дня он почувствовал себя лучше. Пройдя в квартиру, Лунев закрыл за собой дверь. Он повесил куртку на крючок и, оставив на коврике ботинки с остатками тающего снега, прошел в кухню.
– Садись! – Клара Карповна легонько похлопала Лунева по плечу и, близоруко сощурившись, надела очки.
Лунев тяжело опустился на стул, как будто в этот момент его покинули последние силы. На столе перед ним лежал наполовину разгаданный кроссворд, заполненный аккуратным почерком. Из соседней комнаты доносилось тихое тиканье старых ходиков, создававшее необъяснимый уют в этой квартире. Лунев посмотрел на Клару Карповну. Ее перемещения по кухне, звуки, домашние запахи натолкнули Лунева на мысль, что умиротворение нужно искать в быту и простоте, а не в деньгах и приключениях.
– Сейчас я сделаю чай, и пойдем с тобой в гостиную, – сказала Клара Карповна, накладывая в хрустальную вазочку песочное печенье.
Лунев собрался возразить, что не голоден, но потом понял, как сильно нуждается в том, чтобы кто-то напоил его чаем, поговорил и выслушал. Он давно забыл, каково это, когда о нем кто-то заботится. В его груди разлилось тепло благодарности, смешанное с печалью.
Клара Карповна велела Луневу нести заварочный чайник, а сама взяла чашки, сахарницу и вазу с печеньем. Пройдя по длинному коридору, они оказались в просторной гостиной. Здесь, несмотря на цветочный аромат освежителя воздуха, пахло кошкой, лежавшей на высокой красной подушке в углу дивана. Ее толстые бока мягко вздымались от мерного дыхания. Серая, в тонкую черную полоску, с невероятно пушистым хвостом, она выглядела царственно.
– Привет, – сказал Лунев.
Кошка лениво открыла желтые глаза и повернула голову в сторону вошедших, но, не увидев ничего стоящего, зевнула и отвернулась. Стены гостиной украшали картины в массивных позолоченных рамах с тусклыми изображениями пейзажей. Длинные полки старинного шкафа были заставлены аккуратными рядами книг, подобранными по цвету корешков. Посреди комнаты стоял круглый полированный стол, натертый до блеска. Клара Карповна поставила на него свою ношу и взяла чайник из рук Лунева.
– Ты уже ходил к маминой могиле? – спросила она, усаживаясь за стол.
– Как раз оттуда иду, – кивнул Лунев, сев напротив Клары Карповны.
Ему захотелось сказать о том, какое ужасное впечатление произвел на него этот поход, но он вовремя прикусил язык.
– Лидочка… твоя мама была бы довольна. – Увеличенные линзами очков, глаза Клары Карповны наполнились слезами. – Все прошло по высшему разряду, как для себя старалась. И похороны, и поминки. – После этих слов Клара Карповна не сумела сдержать слез. Сняв очки, она приложила к глазам салфетку, тут же ставшую мокрой. – Пусть земля ей будет пухом, отмучилась бедняжка.
Глядя, как Клара Карповна быстро крестится, Лунев ощутил, как в гортани набухает горячий ком. Он опустил глаза и стиснул зубы, чтобы не заплакать.
Вытерев слезы, Клара Карповна налила чай в чашки.
– Андрей, тебе нужно выпить горяченького, я вижу, что ты совсем продрог. – Она придвинула к нему чашку.
– Спасибо. – Лунев несколько раз провел ладонью по гладкой поверхности стола, как человек, пытающийся собрать мысли, которые бродят где-то далеко. – Клара Карповна, вы говорили, что у мамы был инфаркт…
– Да, несколько недель назад. – Некоторое время соседка задумчиво смотрела перед собой, а потом подняла глаза на Лунева. – После него Лидочка все время говорила, что хочет на тебя перед смертью хоть разок взглянуть. Все ждала, до последнего дня верила, что ты приедешь.
– А я не успел…
Облокотившись о стол, Лунев схватил себя руками за голову и, не сдержавшись, заплакал, беззвучно, почти без слез.
– Давай, давай, поплачь, тебе легче станет. – Клара Карповна встала и подошла к Луневу. – В себе такое горе держать нельзя. – Она погладила Лунева по коротким волосам. – Где бы ты ни был, но о маме не забывал, всегда деньги отправлял. Так что обиды у нее на тебя не было, не думай. Просто она скучала очень. Одиночество, оно, знаешь, не сахар…