Слепцы
Шрифт:
Замечает это и Брянцев.
– Радоваться за друга – даже важнее, чем горевать вместе с ним, – шепчет он мне на ухо. – Поздравляю, Первый. У тебя классные друзья. Держитесь вместе. Тогда вам любой враг по плечу.
Да, Сергей прав. Они с самого начала совершили страшную ошибку, действуя поодиночке. Если бы Алекс и Лада, Афанасий и Наталья объединили свои усилия, с племенем не случилось бы половины бедствий. Или бедствий не было бы вовсе. А уж если бы кто-то убедил в нужности переезда старика и старуху! У-у… Тогда все было бы элементарно.
«Нет, не они. Мы, – поправился я. – Эти люди теперь моя семья. Нравится мне это или нет, я теперь один из них. И я тоже наломал дров. Все виноваты».
В том, что столько людей погибло и пострадало, виновата не судьба, не стечение обстоятельств. Всему виной наша глупость и шоры на глазах. «Слепцы» – так однажды назвала соплеменников Наталья. Очень удачное слово. Меткое. Точное.
– А теперь, – добавил Сергей Иванович уже громко, для всех, – приглашаю на экскурсию по моему дому!
Но экскурсия не состоялась. Спустя пять минут люди уснули. Сон сморил кого-то за столом, кого-то на скамейке, а Герман отключился буквально на ходу. Облокотился о дверной косяк – и провалился во тьму.
Сергей, прекрасно видя, что праздник новоселья сейчас не очень уместен, растащил сонных гостей по комнатам. А потом целый час ходил по комнатам, останавливался у кроватей, что долгие годы выпиливал и шлифовал просто так, от нечего делать. С нежностью и радостью смотрел Сергей Иванович на спящих и шел дальше.
В его огромное пустое жилище пришло то, чего тут всегда остро не хватало: жизнь. Пусть люди пока спали и лежали неподвижно, с их появлением в доме что-то изменилось. Сергей чувствовал это. Так бывало и раньше, когда к нему прибегала рыжая кошка. Но теперь теплая аура усилилась многократно.
Под занавес жизни бывший космонавт ощутил, как открывается у него второе дыхание, возвращая волю и тягу к жизни. Силы наполнили могучее тело затворника. Он тоже устал за день, но заснуть так и не смог. Снова и снова заходил в соседнюю спальню, где раздавались громоподобный храп Афанасия и чуть слышное сопение Наташи. Садился на скамью и смотрел, смотрел на спящих.
– Еще поживем, старина, – говорил сам себе Сергей Брянцев.
И сам себе отвечал:
– Конечно, поживем…
– Итак, ты прежде всего хочешь знать, летал ли ты в космос? – говорит Сергей Иванович. – Что ж, отвечу. Нет.
– Нет?! – поднимаю я глаза.
Я давно и сам догадывался, что моя судьба скрывает какую-то тайну, что я никак не мог быть участником полета на орбиту. В этом случае меня должны были запустить в космос в возрасте лет семи-восьми, а, судя по рассказам Кондрата и Афанасия о космонавтике, случиться этого не могло.
– Нет. Но не переживай так. Я тоже не летал. Хотя конечно, хотелось бы. Вот круто было бы улететь, например, на Марс! – мечтательно улыбается Сергей, но тут же никнет. – Хотя нет. Плохая идея. Сидел бы там, умирал от тоски. Кстати, судя по всему, с первой пилотируемой экспедицией, американской, как раз это и случилось. Слишком неожиданно Война началась. Застряли астронавты. Не завидую я им… Нет, лучше на Земле. Или даже под землей.
– А как же скафандры?!
– Хороший вопрос, – Брянцев откидывается на спинку кресла, достает два аппетитно пахнущих брикета из прессованных грибов и мяса моллюсков. – Угощайся. Голодный ведь.
Я на еду даже не смотрю. Успеется. Сначала надо узнать ответы на все вопросы.
– Так кто мы? Кто я такой? – вскакиваю я с места и начинаю метаться по комнате. – Света Николаева, Герман Буданов, да и ты сам тоже. Кто мы?! И что это за «Пеликан» такой?
– Мы? Участники эксперимента. Там, наверху, стоял научный центр. Наш, российский, вестимо. До своей космонавтики абхазам в две тысячи тринадцатом году было как до Луны, прости за каламбур. Почему его построили именно тут? Кто ж их знает. Для секретности, наверное. Да и дешевле. Ну вот, а под Институтом, прямо в подземных полостях, расположились тренажеры.
– Какие тренажеры? – Голова моя трещит от обилия фактов, и все же я изо всех сил стараюсь не терять нить рассказа.
– Для имитации полета, – охотно отвечает Брянцев. – Полная изоляция экипажа в автономном режиме на длительный срок. Не думаю, что кто-то спрогнозировал Армагеддон в разгар эксперимента. Скорее всего, системы, не зависящие от внешней подпитки, установили чисто для безопасности. Или решили испытать в деле. Так или иначе, но гибель всей надземной части комплекса нас не коснулась. Ну, почти не коснулась.
– Подожди, Сергей… – хмурюсь я, формулируя давно назревший вопрос.
– Не можешь понять, какую пользу мог бы принести космонавтике? – смеется он. – Постараюсь объяснить, дружок. Почему проект «Пеликан» назвали? Потому что есть такая легенда: что якобы пеликан, когда его детенышам нечего есть, кормит их своей плотью.
Я присвистнул. Таких забойных сказочек даже Ханифа не рассказывала. А она была мастер по страшилкам.
– Согласен, бред полный. Но живучая легенда оказалась. Вот пеликана и выбрали символом.
– Символом чего?
– Сейчас, сейчас. Не части. Не могу я так быстро. В какую-то светлую голову пришла мысль, что, если на борт звездолета посадить детей и они будут в процессе полета обучаться всем нужным навыкам, можно очень далеко летать. И даже скорости света достигать не надо, чтобы экипаж вернулся из сверхдальнего полета. Полеты, длящиеся десятки лет, казались вполне реальными. Это сейчас нам до космоса, как до Пекина ползком. Пали ниже некуда. Ниже только ад, хе-хе. А тогда-то все иначе было. Главная загвоздка: если посадить на борт тридцатилетних дядек, а полет длится двадцать лет или больше… Под конец работоспособность экипажа, мягко скажем, ухудшится.