Слепцы
Шрифт:
Хорьку почудилось, что донесся из темноты еле слышный всплеск, не всплеск даже, а будто вода сомкнулась над чем-то. Почудилось. А рассмотреть – Хорек до боли в глазах всматривался в темноту, до цветных искр – ничего не получалось.
– А ты зачем к Серому Всаднику шел? – снова спросил Рык. – Милостыню просить? Песенку спеть хотел?
– Ты меня не раззадоришь, – тихо сказал певец. – Перед смертью можно все говорить, сам знаешь…
– Знаю. А тебя Серый Всадник к делу пристроил потому, что ты слепой? А
– Ты меня не разозлишь. Не получится…
И снова тихий-тихий всплеск донесся до Хорька из темноты.
– Но ведь ты слепой? Когда тебя глаз решили? В младенчестве? Или попозже?
– Попозже… – прошелестело в темноте. – Попал я в полон – не повезло… Вот и ослеп. Но быстро привык жить на слух и на нюх. Вот ты запретил дружкам своим разговаривать, а я все равно слышу их дыхание. И запах их слышу. Чеснок они жрали в обед. И пиво пили. Разит от них. Мальчонка ваш все норовит дыхание затаить, но не выходит. Сердце колотится, как у зайца.
– Серому ведь слепые нужны? – спросил Рык. – Нужны ведь? А чего ты не подошел? Ты и среди слепых – калека?
– Ты!.. – выкрикнул певец и сам оборвал свой крик. – Ты почти разозлил меня. Почти… Но ничего… Ничего… Я калека. Но я все равно нужен Серому Всаднику. Нужен. Я справился. И сейчас справлюсь с вами. И расскажу Серому Всаднику, что вы его искали. Искали его, а нашли меня…
Певец заговаривает Рыка, отвлекает, а сам потихоньку приближается к ним. Шажок за шажком. Он не хочет ждать, пока они замерзнут, и честного боя он тоже не хочет… Хорек зажал рот рукой, чтобы не закричать.
Темнота давила, залепляла рот, текла по горлу, перехватывая дыхание. Хорек чувствовал ее затхлый вкус.
– Враль! – окликнул Рык.
– Что?
– Ты нашел кресало и лампу?
– Нашел, – чуть помедлив, ответил Враль.
– Хорошо. Стань за столб и зажги. Смотри только, чтобы калека тебя ножом не достал. У кого еще есть кресало?
– У меня! – ответил Дылда. – И лампа.
– И у меня, – сказал Полоз.
– И у меня! – выкрикнул Хорек, сообразив, что сейчас происходит, что задумали ватажники. – Я зажгу!
Не высовываясь из ледяной воды, Хорек нащупал рукой колонну и ударил кинжалом по камню. Сверкнула искра.
И еще искра сверкнула слева, небольшая, но яркая. И щелчок кресала – и искра справа…
– Есть! – закричал Враль. – Сейчас!
Всплеск прямо перед Хорьком, совсем рядом. И глухой стук – словно камень бросили во что-то мягкое. Резкий выдох слева, из темноты; прошуршало что-то в воздухе, удар – и стон взлетел к потолку.
Разом бросились ватажники вперед, на стон, на плеск воды, на запах крови. Удар. Удар. Хруст. Стон превращается в крик, потом в визг предсмертный. И снова удар…
Хорек замер, вслушиваясь.
– Все? – спросил Кривой.
– Кажись… –
– Отпелся слепой, – сказал Дылда и сплюнул. – Ты там живой, Враль?
– Живой… – ответил Враль. – Спасибо Щербатому, принял нож вместо меня.
– А у кого-нибудь лампа есть? – спросил Рык.
– У меня, – сказал Дед. – В мешке заплечном. Только я его снять не могу: плечо болит.
– Я достану, повернись, – голос Кривого был уставший и злой. – Нужно Рыбью Морду найти и уходить отсюда как можно быстрее…
Он зажег лампу.
Хорек подошел поближе, оттолкнув чей-то труп, присмотрелся.
Лицо певца было разрублено. Седые волосы прилипли к ране, и черная кровь медленно вытекала сквозь них. Полоз разжал пальцы, тело сползло в воду, перевернулось лицом вниз.
Рыбью Морду они нашли возле стены. Он лежал на воде, широко открытые глаза смотрели вверх. Стилет так и остался в ране у Рыбьей Морды.
– Забираем и уходим, – сказал Рык. – И Щербатого тоже…
Подхватив своих убитых, они вышли на сухое, положили тела на камни. Дед вытолкнул из воды горбуна. Тот отошел к стене, отвернулся от остальных, бормоча что-то себе под нос.
– А господин меняла, сдается мне, умом тронулся, – сказал Дед. – Что-то говорит, а разобрать не получается.
Рык сел на камни, стащил сапоги, выкрутил онучи и снова намотал на ноги. Надел сапоги. Хорек посмотрел на него и тоже переобулся.
– Я, Дылда, Дед и господин меняла берем Рыбью Морду. Остальные – Щербатого, – приказал Рык, после того как все ватажники разобрались со своей обувкой.
– А дорогу кто покажет? – спросил Враль.
– Господин меняла и покажет, – ответил Рык, подошел к горбуну, повернул его к себе лицом и потряс. – Слышишь?
Голова менялы качнулась и замерла. Он даже не попытался отстраниться – стоял, опустив руки и понурив голову.
Рык ударил его ладонью по лицу. Еще раз. Голова мотнулась.
– Ты слышишь? – спросил Рык.
– Да… – выдавил из себя меняла и посмотрел в глаза Рыку. – Да, слышу.
– Выход отсюда найдешь?
Меняла кивнул.
– Пошли!
И они пошли.
Слабый огонек светильника не мог разогнать темноту. Дорогу видели только те, кто шел впереди – Рык и меняла.
Нести Щербатого было неудобно: вода капала с одежды, а тут еще его рука, покачиваясь, ударяла Хорька по колену. Покойника уложили на палках от факелов, выловленных в воде, отчего тело его выгнулось, словно сведенное судорогой или падучей болезнью. Ноги погибшего доставали до полу, голова запрокинулась, и открытые глаза смотрели в низкий потолок коридора.
– Застынет, – сказал Кривой, – так калачом и зароем.
– Ничего, он не обидится, – успокоил Враль. – Ему сейчас не больно. И неудобно ему тоже не будет. Так и не потратил свое богатство…