Слепень (повести)
Шрифт:
– На Александровскую, любезный. К «Гранд-Отелю», – помогая усесться Веронике Альбертовне, велел Ардашев.
II
Ресторан в гостинице «Гранд-Отель» в Ставрополе считался лучшим. Сюда и в обычные дни было трудно попасть, а в рождественские праздники – и подавно. Метрдотель почётных гостей знал в лицо и потому, едва завидев присяжного поверенного, устремился навстречу.
– Милости прошу, дорогие Клим Пантелеевич и Вероника Альбертовна. Столик ждёт вас.
– Вы очень любезны, дорогой Павел Петрович. Скоро ли начнётся танцевальная феерия?
– С минуту на минуту…
– Клим Пантелеевич! Вероника Альбертовна! Добрый вечер! –
Ардашев обернулся.
– Здравствуйте-здравствуйте, Василий Фёдорович! Тоже решили посмотреть на француженок?
– А что ещё прикажете делать в нашей провинциальной дыре, в особенности если вдовец так и не нашёл своего счастья? Это вот вам хорошо с Вероникой Альбертовной. А мне – скукота… Только и осталось, что пальмы в зале в кадки сажать да попугаев разводить… Кстати, позвольте поинтересоваться, какие планы у четы Ардашевых на Васильев вечер? – сверкнув глазами, задал вопрос невысокий, щуплый человечек лет сорока с аккуратными усиками-щёткой и клиновидной бородкой.
– Собственно, никаких. Родственников у нас в Ставрополе нет. Собирались остаться дома, – пожав плечами, ответил Ардашев.
– Тогда приглашаю вас ко мне, – проговорил Иванов. – В восемь пополудни. Обещаю очень интересную программу. Во-первых, новейшая игра от Императорской карточной фабрики «Флирт цветов», во-вторых, необычный праздничный стол магрибской кухни, в которой вы, дорогой Клим Пантелеевич, прекрасно разбираетесь, в-третьих, среди приглашённых ваш постоянный соперник за шахматной доской – доктор Нижегородцев и несколько моих друзей со своими нежными и любящими половинами. Чрезвычайно буду рад видеть вас в моём скромном театральном салоне, тем более что 31 декабря – день ангела у Василия.
Ардашев посмотрел на супругу, но она отвела взгляд, предоставив ему право самому принимать решение.
– В таком случае, Василий Фёдорович, не вижу причин для отказа.
– Итак, в восемь пополудни у меня на Мавринской. Жду! – Иванов склонил учтиво голову и удалился. Ардашевы проследовали к своему столику.
Погас свет, и зажглись огни рампы. Заиграла весёлая музыка, слегка напоминающая польку, но в темпе марша. Занавес открылся, и на сцену выехал огромный торт. Первый ряд – шесть женщин, второй – четыре, а третий – две. Торт стал вращаться, и танцовщицы, облачённые в балетные тюники, спустились вниз с пьедесталов и образовали на сцене круг. Оркестр играл всё быстрее. Мандолина и гитара задавали темп. Дамы, взявшись за руки, кружили вокруг. Вдруг от них отделись две танцовщицы, вышли на авансцену и стали выполнять немыслимые прыжки через спину, точно гимнастки. Публика рукоплескала. Вспыхнул свет. Двенадцать красавиц кланялись зрителям. Зал накрыла волна оваций, и между рядами стали ходить два мальчика с букетами. Их охотно покупали и тут же бросали на сцену.
Так продолжалось почти час. Уже под самый занавес над ухом адвоката раздался голос:
– Простите, сударь, вам просили передать.
Присяжный поверенный повернул голову, и официант протянул Ардашеву согнутый вдвое листочек, вырванный, очевидно, из записной книжки.
– Кто просил?
– Не знаю. Записку вместе с чаевыми передал мальчуган, продававший цветы. Он указал на вас.
– Где он?
– Убежал куда-то, – простодушно ответил тот. – Простите, сударь, но мне надобно идти.
– Ладно, – Клим Пантелеевич кивнул и развернул послание. Карандашом было написано: «На Мавринской может случиться убийство».
– Что там, милый? – вопросительно проворковала Вероника Альбертовна.
– Какая-то чепуха. Вероятно, нас с кем-то спутали. – Адвокат убрал записку в карман.
Концерт продолжался, но Ардашевы вскоре покинули ресторан, к радости компании студентов, толкущихся у самого входа перед строгим швейцаром в ожидании освободившегося столика.
Извозчик стоял рядом и, поймав на себе заинтересованный взгляд, тут же подал сани к входу. Вскоре они неслись вниз по Театральной, а потом и Николаевскому проспекту до самого дома под номером 38, не встречая преград. Снег падал перьями, точно на небе распороли огромную подушку. Город не спал. Повсюду слышался смех и весёлые голоса. Приближался Васильев вечер.
III
Каменный терем Василия Иванова, именуемый театральным салоном, стоял почти в самом конце Мавринской улицы. Одноэтажный дом имел две залы со сценами, отделанные дорогим паркетом, золотой росписью по стенам и лепниной по потолку. Полы в фойе были покрыты мрамором. Комнаты для гостей ничем не уступали другим помещениям. Всюду роскошь: картины Клевера и Семирадского в вызолоченных рамах, китайские напольные вазы, бархатные шторы и дорогая антикварная мебель. Откуда такое богатство у недавнего чиновника, учёного и селекционера, возглавлявшего губернскую опытную станцию? Ответ прост: перейдя с государственной службы в коммерцию, Василий Фёдорович Иванов занялся поставками ставропольского зерна за границу через Новороссийский порт. Это и приносило прибыль. Всё бы хорошо, да сорокалетний коммерсант так и не устроил свою личную жизнь после смерти супруги. Откровенно говоря, многие незамужние барышни грезили стать его жёнами, но Василий Фёдорович так и не мог остановиться ни на одной из них. Правда, поговаривали, что не гнушался он адюльтером и с замужними ставропольскими красавицами. Словом, женским вниманием Иванов обделён не был. Даже заезжие столичные актрисы, в том числе и оперные, нередко выступали на одной из сцен его театрального салона. Да и он сам нередко принимал участие в любительских спектаклях.
С западной стороны к дому, а точнее, к спальным комнатам, примыкал зимний сад, устроенный на манер стеклянной галереи. Чего там только не было! Девять разновидностей пальм, привезённых из Сочи. Редкие для здешних мест птицы свободно жили в зимнем саду и перелетали с пальмы на пальму: певчий сорокопут, похожий на снегиря, обладающий удивительным голосом, блестящий скворец необычайного окраса, то ли сине-зелёного, то ли зелёно-чёрного со стальным блеском самого пера, пара желтоклювых токо и, конечно же, попугаи: жако, ара и корелла. Эта часть зала была отгорожена сеткой от потолка до самого пола. За ней был устроен бассейн с диковинными рыбами. Рядом с ним – террариум со скорпионами, представлявший собой большой стеклянный ящик с внутренним покрытием из песка, мха, коры орхидей, сверху закрытый застеклённой рамой.
Надо признать, что хозяин дома держал двери зимнего сада открытыми, и его частыми гостями были не только любознательные учащиеся гимназий, семинаристы, но и простые горожане.
Ардашевы прибыли в гости точно к назначенному часу и не с пустыми руками. Клим Пантелеевич преподнёс имениннику дорогущий Waterman – самопишущее золотое перо. Иванов, которого удивить в этой жизни, казалось бы, уже нечем, искренне благодарил адвоката и его супругу за подарок.
Новогоднее настроение создавала не только рождественская ёлка, наряженная всевозможными украшениями и установленная в главном зале, но и струнный квартет «Букет» (две скрипки, альт и виолончель), игравший Моцарта, Бетховена, Танеева и Чайковского. Сей квартет в Ставрополе был известен главным образом благодаря своему дамскому составу: двум очаровательным скрипкам, ослепительной блондинке альту и стройной брюнетке виолончели. Концерты «Букета» пользовались популярностью, и его выступления хорошо оплачивались.
Конец ознакомительного фрагмента.